VII. Прошу извинения, что в переписке забыл дать Вам адрес Сирина; но Вы могли бы сами напомнить мне раньше и, наконец, написать в Мусагет для передачи Сирину. – [3657]
VIII. Вы перечисляете свои неудачи (имение, Пет<ербургский> Вест<ник>, Рус<ская> Мысль и т. д., теперь Сирин) и потом говорите: «и впредь будет то же». Если Вы думаете, что неудачи зависели от Вас, то, стало быть, Вы не надеетесь исправиться; если же от судьбы, то Вы не надеетесь (вопреки оккультному учению) стать
Как смеете Вы,
IX. В своем письме Вы
Я не знаю, понимаете ли Вы, насколько обидно должно быть Ваше последнее письмо, несмотря на титулование меня «дорогим другом». Да, чтобы «дорогой друг» не превратился в титул вроде «любезного брата», с которым обращаются друг к другу государи воюющих между собою держав, чтобы не окончательно заглохла между нами былая любовь, я считаю, милый старинный друг, совершенно необходимым раз навсегда не вступать с Вами и не иметь ради Вас с другими никаких деловых отношений. Вы можете писать в Трудах и Днях, печататься в Мусагете; я надеюсь, что, если судьба улыбнется Вам, Вы не забудете отдать Мусагету Ваш долг, который отчасти может быть покрыт и II изданием Ваших первых трех симфоний или собранием стихотворений (к чему, в случае, если осенью вопрос об издании Ваших сочинений Сирином решится отрицательно, Мусагет приступит непременно), но с Сирином толкуйте дальше сами, а меня увольте с Вашей недоверчивой доверенностью. Говорю это совершенно спокойно, ибо чувствую, что вылечился окончательно от (казалось) неисправимого своего оптимизма, с которым я отвергал следующую не раз приходившую мне в голову мысль: «чтобы быть с Б. Н. в дружеских отношениях, не надо стоять с ним в деловых отношениях».
Простите.
P. S. Я целыми часами изучал и обдумывал все, что Вы мне написали об антропософии. Если я не отвечаю Вам на это, то только потому, что пришлось бы исписать стопы бумаги. Лучше об этом поговорить. Все, что Вы сочтете возможным и необходимым и впредь мне сообщить, я приму с благодарностью.
P. P. S. Траханеево 22/II / 7/III 913. Сегодня Ахрамович привез сюда два письма: одно Ваше[3658], другое от Аси. Все три письма – эти два и Ваше, полученное 18/II[3659], которое я выше разобрал, настолько обидны, что при малейшем удивлении Вашем на мою обидчивость мне придется дать их прочесть всем нашим друзьям. Нового материала «обвинений» во вновь пришедших письмах очень мало. Меняются и крепнут лишь выражения; («подвох» и т. п.). –
В письме Аси ряд возмутительнейших неточностей[3660].
1) Я нигде не писал, что Мусагет будет выплачивать
2) Ваше
3) В том же самом письме от 7/20–II, где стоит фраза «Чего Вы беспокоитесь» и где в то же время указывается, что «Мусагет не может высылать Вам сириновскую сумму», я пишу: «знаю лишь одно, что я не советовал Вам оставаться в Берлине и вовсе не обнадеживал Вас, что дело с Терещенко все равно что покончено». «Я не скрывал, что предстоит ряд переговоров, что надо ждать». Из этого две недели тому назад написанного письма (вполне «заблаговременного», чтобы решить, чтó делать) Ася усвоила себе только одно, будто я написал (и притом чересчур поздно) «не я же Вас задерживал в Берлине и искали бы себе деньги сами». На такое искажение буквенной фактической и смысловой стороны моих писаний я не знаю даже, что сказать. Замечу лишь, что к подобным грубым оборотам «искали бы себе деньги сами» я бы никогда не имел духу прибегнуть даже теперь, когда снова обижен Вами обоими. –