Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915

Что касается Ваших симфоний, то, во-первых, меня удивляет Гриф, кот<орый> в каталоге объявил второе издание Кубка Метелей[3940], кот<орый> далеко еще не распродан!! Если же – да, или если Скорпион разрешил второе издание, то все четыре симфонии должны были бы появиться в одном издательстве! Кто разрешил Грифу объявить второе издание? И какой гонорар Вы получаете за это? В свое время мы говорили с Вами об издании трех симфоний (а не четырех) в Мусагете только потому, что 4-ая – не распродана, и нельзя обижать Скорпион. – Ничего не понимаю. – Тем более, что Анна Алексеевна пишет мне, что за Мусагетом Вы считаете гонорар за симфонии; но что Мусагет может получить с Грифа?? Лично я не вижу ничего невозможного, чтобы Ваши симфонии появились в Мусагете (после Вашего ухода); ведь появится же Бёме Петровского только осенью[3941], т. е. почти год спустя после выхода Петровского из Мусагета? Ваши симфонии ведь могли бы уже находиться в наборе, когда разразилась распря! – Но, конечно, лучше, если симфонии будут изданы другим издательством, т<ак> к<ак> и надо с ними спешить, а у нас сейчас мало средств. Когда Вы выясните мне Ваше отношение к Сирину вообще и к Грифу по вопросу о четвертой симфонии, то я смогу приняться за пристраивание симфоний. В каком положении вопрос о переиздании Ваших стихов и Голубя?

–

Читаю Петербург[3942]. Восхищаюсь, ужасаюсь, тону, захлебываюсь (до губошлепства) – невыносимая вещь – хочется кричать: так нельзя! Постойте! Караул грабят! Украли человека! вынули человека, остались одни кальсоны![3943] И все-таки даже враги Ваши должны признать, что подобное (по стихийности) не напишет ныне никто в мире.

Ваш Э. Метнер.

РГБ. Ф. 167. Карт. 5. Ед. хр. 33.

315. Метнер – Белому

9 (22) июня 1914 г. Москва

Девичье Поле 9/22–VI–914.

Дорогой Борис Николаевич!

12/25–IV – я отправил Вам письмо, кот<орое> пролежало два месяца и вернулось ко мне[3944]. Очевидно, перед отъездом Вы не зашли на почту и не оставили своего нового адреса. Пересылаю теперь Вам письмо. В добавление к нему могу сказать след<ующее>. «Досье» у Вячеслава[3945], и я Вам его вскоре вышлю. – О симфониях надо вопрос выяснять скорее, т<ак> к<ак> в связи с этим стоит наш план на сезон 1914–1915 г. – Чувствую я себя хуже, нежели когда-либо. Так мерзко, что теперь уже навсегда застрахован от Штейнера. Если я в таком отчаяннейшем самочувствии удержался и не пошел спасать свою душу, то, значит, я спасен от Штейнера. – Переживая, однако, в то же время довольно острые оккультные ощущения, я говорю Вам: бегите сломя голову от этого Клингзора[3946], пока не поздно; не слушайте ни друзей, ни жены, никого; слушайте только своего Гения, иначе он Вас оставит. Вот мое Вам последнее слово. – Очень прошу Вас ответить мне на деловые пункты моего письма. –

Всего хорошего.

Э. Метнер.

РГБ. Ф. 167. Карт. 5. Ед. хр. 34.

316. Белый – Метнеру

Не позднее 26 июня (9 июля) 1914 г. Арлесгейм

Дорогой Эмилий Карлович, мне чрезвычайно лестно, что Вы обратили внимание на мой роман, несмотря на то, что вторая половина его написана уже почти не мною, а «членом антропософического Общества». Как член оного О<бщест>ва я могу так характеризовать обе части трилогии: «Голубь» – люциферическое переживание Дарьяльского («Ястребиный вышел у Голубя клюв»[3947]). «Петербург» – исследование по вопросу о химеризме (ариманизме), произведенное автором на основании ряда эмпирических фактов (т. е. окружающей действительности: действительность «богато» питала автора за эти 3 года нужными для его исследования фактами. Обе же части пока доказывают тезис нашей доктрины, что ариманизм (химеризм или материализм, что то же) есть следствие люциферического переживания[3948]: «Эгоцентризм» теоретически проглатывает мир, становясь солипсизмом, тогда практически «я» оказывается игрушкою иллюзий мира (внешней действительности). Над «Сер<ебряным> Голубем» царит Люцифер. Над «Петербургом» – Ариман. Оба образуют правую и левую сторону «игольного ушка». Остается III часть, т. е. проход сквозь игольное ушко; надеюсь, что «Невидимый град» (III часть)[3949], за эти два года начавший для меня очерчиваться, в нашем Bau сложится тоже из эмпирического материала, которого я так долго искал для завершения Трилогии, и который нахожу теперь в таком изобилии как один из строителей этого самого Bau.