Андрей Чикатило. Ростовское чудовище

Иногда можно было одним выстрелом убить двух зайцев: если удавалось не регистрировать правонарушения, где высока была вероятность, что виновных не найдут, уменьшалась статистика преступности, и одновременно удавалось избежать снижения процента раскрываемости.

Но вооруженный грабеж или убийство — это не мелкие проступки; Их трудно скрыть, но иногда можно занести в разряд менее существенных. Естественно, эти подтасовки могли применяться лишь в отдельных случаях, у милиции и прокуратуры оставалось немало дел, над которыми надо было всерьез потрудиться. В те времена статистика преступности была засекречена. Распад СССР и открытие некоторых архивов, в частности архивов Коммунистической партии, позволили узнать точные цифры. Из «строго конфиденциального» отчета мы узнаем, что в период с 1985 по 1987 год в СССР ежегодно регистрировалось два миллиона преступлений и правонарушений, среди которых насчитывалось около двадцати тысяч убийств (против шестнадцати-восемнадцати тысяч в Соединенных Штатах). В одной только Ростовской области ежегодно совершалось триста убийств.

Столкнувшись с этой лавиной дел, многие не слишком добросовестные следователи, торопясь раскрыть как можно больше преступлений, позволяли себе пользоваться запрещенными приемами, например, выбивать показания или подделывать улики. Иногда их изобличали и наказывали. Но нередко случалось, что за выговором или временным отстранением от должности мгновенно следовала премия за «раскрытое преступление». Потому неудивительно, что в начале 80-х годов у отдела криминальных расследований Ростовского УВД были лучшие результаты по стране — 90 % раскрытых преступлений. Дело Кравченко прекрасно показывает, какими средствами достигались подобные «успехи».

Так, навязанный следователям «процент раскрываемости» стал первой из множества причин, позволивших Чикатило в течение двенадцати лет безнаказанно заниматься своим кровавым ремеслом. Из-за собственной неосторожности он мог быть разоблачен и осужден, но снова без труда выбрался из этой ситуации. Убийство ребенка прошло без последствий, точно так же, как и сексуальные посягательства, на которые он отваживался в различных школах, где преподавал.

В 1991 году следствие установило, что убийство маленькой Лены было непредумышленным. Когда преступник затащил девочку в свою хибару, у него не было сознательного намерения ее убить. Все произошло почти случайно.

И все же это не был несчастный случай. Чикатило действительно намеревался изнасиловать девочку или по меньшей мере «удовлетворить свои сексуальные потребности», как выразится он сам впоследствии. Наверное, он думал, что еще одно проявление недостатка мужской силы будет не таким болезненным в присутствии беззащитного ребенка, который не способен насмеяться над ним. Кроме того, может быть, он помнил, что страх маленькой Любы, на которую он напал во время купания пять лет назад, возбудил его, и он снова захотел испытать эти ощущения.

В ходе расследования и суда так и не удалось установить, было ли убийство совершено во время изнасилования или сразу после него. Вопрос более важный, чем может показаться на первый взгляд: это «импульс» заставил его отнять жизнь у маленькой Лены во время совершения преступления? Или же перед ним, как и перед многими другими насильниками, ведущими внешне приличный образ жизни, встала дилемма: под страхом быть узнанным и выданным отпустить жертву или еще глубже погрязнуть в преступлении, чтобы уменьшить вероятность разоблачения?

Обе гипотезы подкреплялись основательными аргументами, и эксперты не смогли окончательно выбрать ни одну из них.

В пользу первой говорит то обстоятельство, что Чикатило после совершения преступления всегда проявлял величайшую осторожность, никогда не оставлял улик и очищал место убийства от всего, что могло бы его выдать. Рядом с трупом оставались лишь следы его ботинок, которые он не мог стереть. Во время этого первого убийства, похоже, он, напротив, был в панике. Более того, довольно глупо было выбирать местом действия хату, где за ним пристально наблюдали соседи, и он не мог этого не сознавать.

Зато в пользу второй гипотезы говорила его двойная жизнь. Для своей семьи он был заботливым мужем и любящим отцом. Окружающие считали его человеком интеллигентным (образованным, воспитанным), может быть, немного странным и избегающим общения с людьми, но добропорядочным гражданином.

— Я гордилась тем, что такой человек предложил нам поженить наших детей и породниться! — говорила впоследствии Соколова, теща его сына.

Эта женщина, которая часто бывала в доме Чикатило, ни разу не заметила в его поведении ничего особенного. Напротив, по ее мнению, именно он мог служить примером для молодых людей.

Чикатило осознавал, какой хорошей репутацией пользовался у семьи и соседей. Такое отношение врачевало раны его самолюбия, нанесенные учениками и коллегами, а также компенсировало унижения от неудачных любовных похождений.