Андрей Чохов<br />(около 1545-1629)

Хотелось бы отождествить Богдана Федорова, который занимал привилегированное положение на Пушечном дворе и получал жалованья больше, чем кто-либо из других учеников, с известным пушечным литцом XVI в. Богданом, но последний, видимо, был старшим современником Чохова.

Среди других учеников Андрея Чохова, названных в окладном списке 1598–1599 гг., нам знаком Проня Федоров, который в 1605 г. отлил так называемую «мортиру Самозванца». Юшка Блекачев и Никита Тупицын в 1602 г. изготовили пятипудовую пищаль, входившую впоследствии в состав смоленского наряда[163].

В Смоленске же «на Семеновской башне в середнем бою» стояла «пищаль медная русского литья, в станку на колесах, ядром 7 гривенок» с надписью «лета семь тысяч сто второго (= 1594) делал Андреев ученик Федор Савельев». «На ней же, — рассказывает опись артиллерийского наряда, — посередь звериные две головы, назади же за казною звериная ж голова»[164].

Читатель помнит, что Федор Савельев упомянут в окладном списке 1598–1599 гг.

Другой из названных здесь учеников— Ивашка Алексеев — в 1608 г. отлил пищаль, стоявшую «в Алексеевской башне» московского Белого города «в середнем бою», описанную в одном из реестров в следующих словах: «…пищаль русского литья 6 гривенок, ядро длина 4 аршина, весу не насечено, на ней к запалу (запись)… божиею милостию повелением государя царя и великого князя Василия Ивановича всеа Русии самодержца зделана сия пищаль полуторная во второе лето государства его лета 7116 делал Андреев ученик Чохова Ивашко Алексеев»[165].

Упомянутый в окладном списке 1598–1599 гг. в качестве «пушечного ученика» Григорий Наумов стал в дальнейшем известным пушечным мастером, проработавшим в русском литейном деле не менее пятидесяти лет; мы еще будем упоминать о нем. Одна из его пушек, отлитая в 1630 г., поныне стоит в Московском Кремле[166].

Для нас важно, что Андрей Чохов не был один, его окружали ученики. К концу XVI столетия мастеру было уже около 55 лет — старческий возраст по тем временам. Но впереди у Андрея Чохова было еще 30 лет жизни — длинный путь, который он прошел рука об руку со своими учениками.

В списке 1598–1599 гг. названы и два колокольных литца — Иван Афанасьев и Михаил Родивонов. Первый из них пришел на Пушечный двор еще раньше Чохова[167]. Возможно, он был одним из тех, кто учил замечательного мастера колокольному литью. А Чохов и в этой области добился немалого.

Колокола

Колокольный звон во многом определял порядок дня человека Древней Руси. Звон этот сопровождал человека от первой и до последней минуты его жизни. Удары колокола были приурочены к определенному времени. По характеру их различали праздники и будни. Колокольный звон входил в повседневный быт, но был и великим искусством.

Кричит без языка,
Поет без горла,
Радует и бедует,
А сердце не чует, —

говорит о колоколе одна из старых русских загадок[168].

Колокольное литье издавна бытовало на Руси[169]. В 1829 г. при раскопках древнейшей в Киеве Десятинной церкви (989–996 гг.) были найдены два колокола, один из которых весил 36 кг[170]. Упоминания о литье колоколов неоднократно встречаются в летописях. Литейные мастерские существовали в Киеве и Владимире, в Суздали и Твери, в Новгороде и Пскове. Рассказывая о возобновлении Суздальской церкви в 1194 г., летописец подчеркнул, что все работы, в том числе и литейные, делали русские мастера: «…и то чуду подобно молитвою и верою епископа Иоанна, не ища мастеров от немец, но налице мастеры от клеврет св. Богородицы и своих, иных олову льяти, иных крыти, иных известью белити»[171].

Известны и имена древнерусских колокольных мастеров — к сожалению немногих. Среди них москвитянин Бориско, отливший в 1342 г. колокол для новгородского Софийского собора, новгородец Микула, изготовивший в 1475 г. колокол для Гостинопольского монастыря. Среди них и псковитянин Михаил Андреев, создавший целую школу колокольных литцов[172]. Для больших колоколов начинают строить высокие каменные звонницы: Софийского собора в Новгороде (1530), Пароменской и Богоявленской церквей, а также Печерского монастыря в Пскове. В 1532–1543 гг. четырехъярусная звонница для больших колоколов была сооружена и в Москве; начинал ее строить итальянец Петрок Малой, а завершили русские мастера. На этой звоннице впоследствии повесили колокола Андрея Чохова.

В 1532–1533 гг., когда начинали строить звонницу, Николай Фрязин (его называли также Николаем Немчином) отлил два колоссальных по тем временам колокола. Один из них — «Лебедь», весом в 445 пудов (по другим сведениям — 500 пудов) — повесили на первом ярусе Ивановской колокольни; впоследствии он разбился а был перелит в 1775 г.[173]Второй колокол — «Благовестный», весом в 1000 пудов — подняли на звонницу[174]. Он погиб в один из московских пожаров. Восстановить его решили в конце XVI столетия.