Андрей Десницкий. Статьи о Библии (СИ)

В результате горстка повстанцев растет, крепнет, обретает боевой опыт и трофейное оружие— и вот они уже переходят в наступление. В 164–м году они занимают Иерусалим, очищают оскверненный язычниками храм и возобновляют там богослужение (именно это событие вспоминают и по сей день иудеи, празднуя в начале зимы Хануку). Сирийцы предпринимают еще одно наступление, доставляют на поле брани чудо–оружие того времени— боевых слонов. Иерусалим вновь попадает в руки сирийцев, но теперь все выглядит уже по–другому. Антиох V, сменивший на престоле гонителя Антиоха IV, казнит коллаборациониста Менелая как виновника всех бедствий и отменяет все указы, запрещавшие евреям следовать правилам их религии. Эллинистические правители стараются теперь договориться с умеренными евреями, те даже служат в их войсках— но слишком ярка ненависть к угнетателям, слишком велика надежда на полную независимость.

Перемирие длится недолго, и пламя народной войны, бескомпромиссной и беспощадной, разгорается вновь. Еврейские солдаты, служащие сирийцам, чувствуют себя настолько уверенно, что уже отказываются подчиняться их приказам в субботу… Селевкиды проиграли религиозный спор раньше, чем проиграли войну.

Пейзаж после битвы

Место погибшего в бою Иуды Маккавея в 160 г. до н.э. занял его брат Ионафан. Но теперь под его началом была уже настоящая армия, и сирийскому двору оставалось только заключить такой мир, который позволил бы сохранить лицо. К тому же сами Селевкиды в очередной раз боролись друг с другом за престол, им было не до Иудеи, и они приняли условия Ионафана, назначив его правителем этой теперь уже вполне самостоятельной области. В 152 г. до н.э. Ионафан стал не только сирийским наместником, но и первосвященником. После этого он заключил союз с самим Римом— будущей мировой империей, которую побаивались сами сирийцы. А после смерти Ионафана его сменил еще один брат, Симон. Так была основана династия Хасмонеев, так начался новый этап в истории народа Израиля, который продолжился почти до самых новозаветных времен.

Чего же добились Хасмонеи? Они сочетали в своих руках светскую и духовную власть, чего в древнем Израиле категорически избегали (ведь ни пророк Моисей, ни царь Давид, ни кто либо еще из правителей народа не были первосвященниками). Эта династия еще прославится своей решительностью и жестокостью: именно Хасмонеи насильственно обратят в иудаизм (единственный случай в истории!) своих соседей–идумеев, именно они пригласят в Иудею римских солдат, чтобы те помогли им разделаться с врагами. Никто из них и не догадывается, что со временем потомок тех самых идумеев, знаменитый Ирод, совершит дворцовый переворот и уничтожит их династию, а римляне останутся в Иудее на века, уже на положении господ, а не союзников.

А эллинизм? Эллинизм продолжится. Царь Иоанн Гиркан призовет к себе на службу наемников–язычников, его сын Аристовул I не только примет греческое имя, но и назовется «другом эллинов». Объективные исторические процессы невозможно повернуть вспять даже очень успешной войной. Именно эллинизм познакомит множество других народов с евреями и их верой в Единого Бога: на греческом языке будут писать Филон Александрийский и Иосиф Флавий, рассказавшие всему миру о своем народе, его истории и религии. Если бы не эта первая глобализация, то услышать и понять их могли бы только ближайшие соседи, да и те едва ли бы стали слушать.

Наконец, именно благодаря эллинизму смог появиться Новый Завет— такой, каким мы его знаем. Да, Иисус и Его ученики говорили в основном по–арамейски, но евангелисты записали рассказ о них на греческом языке, понятном всякому образованному человеку в Средиземноморье. Греческий стал языком ранней Церкви, и входили в нее в основном люди, воспитанные в греческой культуре, кем бы они ни были по национальности— так называемые «эллины».

Но неужели борьба Маккавеев была напрасной? Конечно же, нет! В их время над Иудеей впервые возникла угроза тотальной ассимиляции, и она угрожала не просто одному из народов— она угрожала единственному в то время народу, хранившему веру в Единого Бога. Если бы и Его храм стал храмом очередного Зевса или Геракла, как храмы финикийских или сирийских божеств, Христу не с кем было бы разговаривать в Иудее и не о чем. «Так ты сын бога? — ответили бы ему, — вот и отлично, сто пятидесятым будешь, мы как раз приносим одному из них жертву».

Но всякая медаль имеет свою оборотную сторону: именно эта борьба с окрестными язычниками во многом способствовала становлению закрытого, не в меру ритуалистического, настороженного по отношению ко всему остальному миру пониманию иудаизма, который и помешал евреям новозаветных времен принять Христа. Слишком непохож был Он на Маккавеев…

Но это, безусловно, не их вина. Народные герои появляются в истории, исполняют свою миссию, а от нас уже зависит, как мы распорядимся их наследием.

Благая весть слепорожденных