Андрей Десницкий Статьи о Библии

Бог готовил человечество к пришествию Христа задолго до того, как оно состоялось. Опыт миссионеров, работавших среди диких племен Океании, показывает: пока не будут усвоены представления о Едином Боге и о данном Им законе, Евангелие проповедовать бесполезно. Можно ли говорить о любви к ближнему с каннибалами, которые ближних любят так, что аж пальчики облизывают?

Впрочем, и без каннибализма в таких племенах случаются чудовищные вещи. Мне лично доводилось беседовать с человеком, проведшим двадцать лет в Папуа–Новой Гвинее. Он рассказывал, что там процветал «культ карго» (от англ. cargo «груз»). Папуасы видели в материальных предметах, привезенных белыми людьми, высшую ценность и понимали проповедь о Христе сквозь призму этого культа. Услышав, к примеру, что последовавший за Христом получит в будущей жизни в сто раз больше, чем он отдал в этой, одно племя выбрало добровольца, распяло его на кресте (!), а в могилу положило инструменты, одежду и прочие припасы, чтобы, когда распятый воскреснет, получить вместо одного топора сразу сотню.

Нет никаких сомнений, что если бы не долгие века «подготовки к Евангелию», как называли этот процесс раннехристианские писатели, никакого другого отношения к проповеди Христа нельзя было бы и ожидать. Конечно, в эту подготовку входила и проповедь языческих мудрецов–философов и учителей, внушавших своим слушателям представления о добре, справедливости и милосердии, но основную роль в ней играл все же Ветхий Завет.

В книге Бытия мы встречаем удивительный образ: Иакову снится лестница, по которой ангелы сходили с неба на землю и поднимались обратно (Быт 28:12). В каком–то смысле Ветхий Завет— та самая лестница, по которой, еще до воплощения Христа, вестники Божьей воли сходили к людям, чтобы те могли оторвать свой взор от земли, потянуться к чему–то высшему.

Мы, в конце концов, просто не поймем в Новом Завете почти ничего, если не обратимся к Ветхому. Главное его событие— крестная жертва Христа. Но что такое жертва? Зачем она нужна? Кто и по какому поводу ее приносит? Всё это можно понять только из Ветхого Завета.

Ведь человечество в самом деле было совсем не таким, как сейчас. Читая не только Ветхий Завет, но и другие тексты того времени, мы видим, что заповедь «не убий» прозвучала в мире, где убивать своих личных врагов и вообще всех, кто тебе не понравился, считалось не просто нормальным, но очень похвальным и «крутым». Поэтому Ветхий Завет— лестница, по которой человечество (прежде всего избранный народ, Израиль) восходило на ту ступень, на которой оно могло принять Евангельскую весть. И главную роль в этом играл Закон.

Закон как детоводитель

Милость и истина встретятся, правда и мир облобызаются— такие слова мы читаем в Псалтири (Пс 84:11). Это неплохое отражение самой сути Ветхого Завета. С древнейших времен его толкователи подчеркивали, что в нем сочетаются два начала: милосердие и справедливость. Они необходимо дополняют друг друга; милосердие без справедливости вырождается в попустительство злу, а справедливость без милосердия— в беспощадную мстительность.

Поэтому Ветхий Завет сначала утверждает Закон, определенные правила поведения и наказание за их нарушение— но провозглашает и милосердие к грешнику, этот Закон нарушающему. Еще в ветхозаветные времена евреи излагали суть Закона предельно кратко: «Люби Бога и своего ближнего, а все остальное— только комментарий». Действительно, одна часть Закона подробно расписывала правила богослужения, а другая— излагала правила, которых люди должны были придерживаться в отношениях друг с другом.

Сами по себе эти правила могут показаться нам— людям современного мира— архаичными и мелочными, но в ту эпоху так никому не казалось. Когда Библию начинали переводить на язык одного африканского племени, его представителей, уже принявших христианство, спросили, с чего начать. Конечно, ожидался ответ «с Евангелия» или, по крайней мере, «с Бытия», но новообращенные заинтересовались в первую очередь Левитом— скучнейшей, с нашей точки зрения, книгой, где перечислялись всевозможные обрядовые установления. Племя привыкло жить в мире, где религиозные предписания (всевозможные табу) играют огромную роль, и новая вера для них означала прежде всего новую систему табу.