Марков тогда первым из российских географов задумался о том, что его наука зашла в тупик, и призвал к изучению сквозной физической географии. В 1970 году он вместе с группой своих ближайших учеников и единомышленников издал книгу, в которой изложил свои мысли: «Компонентная (частная) физическая география изучает частные географические оболочки: геоморфология изучает формы твердой земной поверхности; гидрология и океанология — гидросферу; метеорология и климатология — атмосферу; география почв изучает почвы — „педосферу“ — и кору выветривания; биогеография — „слой жизни“… Специализация науки — явление прогрессивное, и география не избегла этой участи. Но возникает коварный вопрос: разве специализация не противоречит сущности географии — ее комплексному характеру?»[232]
На заседании Президиума Академии наук СССР доклад профессора из МГУ выслушали с большим вниманием и на очередных выборах большинством голосов избрали К. К. Маркова в академики АН СССР.
Из этого дела вышли три важных результата.
Во-первых, у московской университетской географии наконец-то появился собственный академик.
Во-вторых, началось долгожданное примирение академической и московской университетской географических наук.
Ну и, наконец, в-третьих, тот факт, что К. К. Марков стал академиком, открыло дорогу в академию другим географам из МГУ.
Вспоминает Н. С. Касимов: «Когда проходили выборы в академию, Андрей Петрович неизменно поддерживал всех, кто баллотировался от нас. Конечно, мне помогал. Потом мы с ним уже избирали Кирилла Николаевича Дьяконова (ландшафтовед, заведующий кафедрой ландшафтоведения и физической географии, лауреат Ломоносовской премии МГУ, член-корреспондент РАН с 2003 года. —
Ему вторит Н. Н. Дроздов: «В то время на нашем факультете еще не было никаких академиков! Разве что Марков, но он был очень крупный ученый. И академика ему дали для Дальневосточного отделения Академии наук. Академия вполне логично всегда рассматривает, что вот ты крупный ученый — а что ты сделал для нее? И конечно, просто быть крупным профессором МГУ еще мало. Так что то, что поначалу появилось — первая ступень член-корреспондент Академии. В членкоры попадает наш декан Касимов, мой однокурсник Дьяконов тоже становится членкором. Потом Касимов становится полным академиком. Пошло-поехало!»
«Андрей Петрович даже пары деканских сроков не пробыл, — подводит итог Р. С. Чалов. — Первый срок у него был трехлетний, потом мы избрали его на второй трехлетний, но уже через год-полтора он начал собираться на Дальний Восток».
А Владимир Николаевич Ягодкин пошел на повышение в Московский горком.
Часть третья
ДЛЯ БЛАГА НАУКИ
Два веса, две мерки
Наука в те годы в буквальном смысле «зашагала по стране». Один за другим открывались «наукограды»: Обнинск, Пущино, Протвино, Дубна, Черноголовка.
В Черноголовке — химия, в Пущине — биология, астрономия, математика, биофизика, почвоведение — комплексный центр. Рядом с Протвином — синхрофазотрон.
Рассказывает Юрий Георгиевич Пузаченко, академик РАЕН, доктор географических наук, главный научный сотрудник Института проблем эволюции и экологии имени А. Н. Северцева, профессор кафедры физической географии и ландшафтоведения Географического факультета МГУ, заместитель председателя научного совета по проблемам экологии Отделения общей биологии РАН, член бюро Комиссии по заповедникам РАН, член экологического общества США:
«Протвино строилось при мне. Я в 1956 году по тому месту ходил — еще было абсолютно дико. И только начиналась стройка Пущино. Я тогда ругался, что мне гору портят, на которой я зайцев гонял, русаков. Я в Приокско-Террасном заповеднике вырос и поэтому хорошо знал пейзаж за Окой. А потом началось строительство в Новосибирске — Новосибирский научный центр. Начало строительства — где-то 1959 год. Потому что я уже в экспедиции работал от Сибирского отделения (СО) Академии наук.