Андрей Капица. Колумб XX века

«У него были пистолет и ружье, — вспоминает Анна Андреевна. — Но мама не допускала никаких стрельб. И Анна Алексеевна тоже. У нас одно время на участке расплодились грачи. Орали, как резаные, с пяти утра — все от них уже осатанели. Однажды отец с мужем по участку идут, обсуждают: „Ну что? Завтра берем ружье и начинаем палить!“ А Анна Алексеевна подходит к ним и говорит: „Вот только попробуйте! Будете иметь дело со мной!“ На этом у них все и закончилось. Потом в какой-то год один мужик из Заречья заплатил пожарным, и они весной смыли все гнезда. Больше грачей у нас не было. Есть же бескровные варианты! Сначала они улетели в лес, а потом вообще. Потому что им нужна пахота. Раньше наше поле пахали, а потом перестали».

О. М. Горшкова, долгие годы ассистируя Андрею Петровичу в подготовке и чтении лекций, восемь лет, с 1994 по 2002 год, проработала непосредственно в кабинете заведующего кафедрой РПП: «Я сидела в его кабинете, потому что Андрей Петрович и Анатолий Всеволодович (Краснушкин. — Прим. авт.) считали, что им нужен надежный человек, который был бы всегда рядом. Мы тогда переживали очень трудное время — вы не поверите: ничего не было, мы еле-еле проводили практикум. А Андрей Петрович собирал контакты. Записывал их в блокноты, на газетках, на разных бумажках. У него был большой телефонный справочник, и он все время просил Евгения Анатольевича Красильникова чего-то в него перепечатать, так как вечно что-то терялось. Он держал свой справочник в столе в распечатанном виде, чтобы быстро находить нужные телефоны. Вот такой толщины! И бедный наш Евгений Анатольевич все его печатал, печатал старательно.

Когда Андрей Петрович приходил на кафедру, то все документы читал и подписывал сам. Это у него, говорили, привычка еще с Дальнего Востока. В то время на его фамилию Капица приходило множество писем. Ему писали разные люди, которые чего-то изобрели. А я, как помощница, их вскрывала и просматривала: „Андрей Петрович, вот это вроде нормальное. Почитайте“. Читал. „А это письмо какое-то странное“ Он пробегал: „Да…“ Я говорю: „Что же делать? Человек ведь ответа ждет!“ — Я была такая наивная, правильная девушка — а он мне: „Есть такой чиновничий метод ‘затерять бумагу’. Пусть полежит. Ну, не заметили: у нас же много бумаг! Ошиблись, бывает“. Но я старалась не ошибаться.

Однажды у меня заболел сын. Конечно, мать есть мать — я была сама не своя. Прихожу на кафедру грустная вся. А он сидит вот в этом кресле и говорит: „Оля, у вас что-то случилось? Скажите мне, пожалуйста, что у вас произошло? Вот честно. Я вам хочу помочь. Может, я смогу вам помочь“. И ведь помог! Очень помог! Ну, я сначала стеснялась: думаю, господи, мои проблемы, зачем я буду о них ему говорить?! Но он все у меня выпытал, по-человечески, и я как на духу все ему рассказала. А он: „У меня муж сестры моей бывшей жены — очень хороший врач. Он вам поможет“. И всех нас связал, позвонил, куда надо, и после этого все стало хорошо. Так что большое ему спасибо! Я не просила — он сам видел, что у человека что-то не то. Мелочь, казалось бы, а тоже его характеризует!

Он свою первую жену никогда не забывал. До последнего в день ее рождения и день смерти закрывался в кабинете с Анатолием Всеволодовичем, и они поминали вдвоем. Краснушкин был его ближайшим другом и соратником еще по Антарктиде. Я уж и не совалась. Так как-то, пискнула несколько раз: „Андрей Петрович, вам же нельзя!“ Потом поняла, что лучше не надо.

Кстати, он совсем не жадный был: сервиз на кафедру купил. Чай-кофе, печенье, что-нибудь из еды всегда приносил или деньги давал: „Оля, пойдите, купите, пожалуйста!“ Я говорю: „Вы много даете!“ Было общение, какое редко встретишь в жизни.

А у него самого дома тогда батареи текли, он жаловался. Я как-то к нему пришла, Андрей Петрович увидел, что я голодная, и усадил меня чай пить. А я смотрю, он такие красивые краны к батареям привинтил! Сказал: „Это я сам!“

Домой к нему с бумажками ходили все. Если кто-то стеснялся: „Ой, я стесняюсь, Оль, отнеси!“ — я шла и несла. Конечно, ему было удобнее, чтобы все бумаги сразу собрали и принесли. Ну, мы так и делали, чтобы его просто не напрягать. Но если было что-то личное, всегда можно было прийти к нему в зону „И“, только предварительно позвонить.