Андрей Кожухов

У Тани был с собою ключ от квартиры. Ее квартирная хозяйка уже спала. Чтобы не беспокоить ее, они решили сами позаботиться о чае. С большими хлопотами и смехом им удалось поставить самовар и опустошить шкафик с провизией, причем Таня осторожно вытащила ключи у хозяйки из-под изголовья: старушка всегда прятала их на ночь под подушку.

Когда все оказалось на столе, оба вдруг сделали открытие, что они очень голодны. Они с удовольствием поужинали и весело разговаривали.

Андрей коснулся прочитанного рассказа.

- Нужно рекомендовать эту книжку нашим друзьям, - сказал он. - Сколько помню, ни одна так сильно не действовала на рабочих. Необходимо внести ее в обиходный список нашей литературы.

Таня согласилась и обещала взять книжку с собою в первый же раз, как пойдет к Лене.

- Но, может быть, не конь, а наездник выиграл приз, - сказал с улыбкой Андрей. - Я надеюсь, что после вашего сегодняшнего успеха вы не станете более сомневаться в ваших способностях и блестящем будущем как пропагандистки среди рабочих.

- Да, я надеюсь сделать кое-что в этом направлении, - сказала Таня, счастливая, как жаворонок, расправляющий молодые крылья при первом полете. - Теперь я одного боюсь: привыкну обращаться с рабочими и, пожалуй, разучусь разговаривать с интеллигентами.

- Разве вы много от этого потеряете? - ласково заметил Андрей.

- Конечно, в особенности теперь - с живостью воскликнула Таня.

- Почему? - осведомился Андрей.

Слова девушки несколько резнули его ухо.

- А потому, что я хочу испытать свои силы и на этом поприще. Мне так хочется заварить кашу среди моих старых приятельниц. Жорж сказал вчера, что мы едем в Москву недели через две.

Сердце у Андрея похолодело. В сущности, Таня не сообщила ему ничего нового. Он, конечно, не забыл о предстоявшей ей поездке в Москву с Жоржем. Он не мог этого забыть, если бы даже хотел, - это была одна из зловреднейших птиц, посещавших его ниву, и спугивать ее было нелегко. Он был приготовлен к этому известию, но не ожидал, чтобы она так радовалась перспективе расстаться с ним и с работой, к которой, он полагал, она так привязана. Больше всего его огорчил тон, в каком она говорила.

Он устремил печальный взгляд на прекрасное, счастливое лицо, тщетно стараясь найти в нем что-нибудь более соответственное его собственным чувствам.

- Вам очень хочется в Москву? - спросил он упавшим голосом.

Таня ничего не сказала в ответ. С закрытыми глазами и сияющей улыбкой на устах она только несколько раз утвердительно кивнула головой.

Ее раскрасневшееся лицо как будто досказывало остальное. Она расставалась с ним без сожаления, как с чужим! Он ничего не значил для нее, между тем как она была всем для него. Она удовлетворялась его обществом за неимением лучшего. Как только он исчезнет с ее горизонта, она забудет о его существовании.

Губы Андрея побледнели.

- Я хорошо понимаю, что вас должна очень радовать поездка в Москву, - сказал он медленным, спокойным голосом, хотя внутри у него все кипело от злобы. - Такая скука - вечно повторять одно и то же кучке простых рабочих. То ли дело одерживать победы среди интеллигенции, которая вас будет воспевать и распространять вашу славу во все концы!

Девушка была поражена таким оскорбительным обвинением. Так ли она его поняла? Но, подняв на него широко раскрытые, изумленные глаза, она едва узнала его холодное, суровое лицо, до того всегда дружеское и ласковое.

- Неужели вы считаете меня такой легкомысленной? - проговорила она.

Голос ее дрогнул. Слезы сверкнули в глазах.

При виде ее слез жгучее чувство раскаяния охватило Андрея. Он готов был броситься к ее ногам и умолять о прощении за первое огорчение, причиненное ей. Но какой-то злой дух овладел им и наполнил его слова желчью и ядом.

- Как же мне иначе к вам относиться, - продолжал он с запальчивостью, - когда вы сами заявляете, что горите нетерпением бросить дело, по вашим же словам, такое вам дорогое; когда перспектива блистать в привилегированной среде, между светскими пустомелями, кружит вам голову; когда…

Он не мог продолжать и, схватив шляпу, выбежал не попрощавшись.

С этого вечера все омрачилось. Они кое-как помирились на следующее утро, но примирение ничего не поправило. Самая основа их дружбы была подорвана. Андрей больше не верил в существование той нравственной связи между ними, на которую он до сих пор возлагал так много надежд.