Андрей Кожухов

- Я уже минут десять наблюдаю за ним, - сказал Давид. - Он все посматривает на наши окна, хотя и пытается не подать виду.

Андрей взглянул на улицу.

- Ничего, это мой приятель! - поспешил он успокоить присутствующих.

Незнакомец был полицейский писарь, сообщавший ему за небольшое вознаграждение все доходившие до него интересные сведения.

- Да не подходите вы к окнам, - остановил он любопытных. - Приятель мой не храброго десятка и - чуть что - сбежит.

Все отошли от окон, и Андрей, выйдя на улицу, в течение нескольких минут тихо говорил с полицейским.

Когда он вернулся, его лицо было далеко не спокойно, хотя выражало скорее злость, чем смущение.

- Полиция уже что-то проведала, - заговорил он сердитым тоном. - Кто-то разболтал! Это просто срам!

- Что? Что такое? Невозможно! Уверены ли вы в том, что говорите? - запротестовали в один голос все присутствующие.

- Совершенно уверен. Полицейский рассказал мне, что незадолго до закрытия присутствия вбежал частный пристав и тотчас прошел к полицеймейстеру. Через пять минут оба поспешно вышли и поехали к губернатору. Они были очень взволнованы и продолжали говорить, проходя через канцелярию. Он уверяет, что ясно расслышал слова "динамитные бомбы". Ни выдумать, ни во сне их увидеть он не мог, так как, конечно, ничего не знает о нашем деле… Ну, что вы на это скажете?

Все были ошеломлены. Факт был налицо, положительный, несомненный и тем не менее совершенно невероятный. Революционеры не всегда осторожны. Тот или другой из вновь завербованных мог проболтаться сестре, невесте, близкому приятелю. Это было в пределах возможного. Поэтому-то и было решено привлечь большинство лишь в последний момент. Но подобным путем тайна не могла распространиться далеко. Только измена, прямой донос могли привести к такому быстрому открытию.

Одна и та же оскорбительная, унизительная мысль читалась на лице присутствующих.

Торопливо все семь голов собираются в тесный кружок. Торопливым шепотом задаются и отвечаются вопросы, слишком обидные, чтобы произнести их вслух, особенно при посторонних, какими были теперь Андрей и Давид.

- Нет, невозможно! Они вербовали только верных, надежных людей! - решительно заявляли все семеро, обращаясь к Андрею. - Полиция ждет какой-нибудь попытки и, вероятно, испугалась какого-нибудь вздора. Ошибка, наверное, разъяснится, и она сама успокоится. До настоящего заговора она ни в коем случае не могла добраться. Дело все кончится пустяками.

Громкий звонок, сопровождаемый сильным стуком в дверь, избавил Андрея от необходимости отвечать. Он только иронически кивнул головой на дверь и вынул из кобуры свой большой пятиствольный револьвер.

Все поняли знак и тоже схватились за оружие в твердой решимости дорого продать свою жизнь.

Прислонившись к стене, с револьвером в правой руке, Андрей левой медленно отодвинул засов.

Но вместо выстрела оставшиеся в комнате услышали в прихожей сердитое восклицание Андрея:

- Что за черт?! Не могли вы постучать как следует?

- Я очень спешил, - оправдывался Ватажко, так как это был он.

- Ну что бомбы? Доставлены, конечно? - спросил Андрей смягчаясь.

- Нет, - сказал Ватажко, - нельзя было взять бомб…

- Как? Вы их до сих пор еще не взяли? Что же вы все это время делали? - снова вспылил Андрей.

Они вышли тем временем из прихожей и стояли среди комнаты. Все глаза были тревожно устремлены на них.

- Страшное несчастие! - быстро заговорил Ватажко. - Заика ранен, может быть, уже умер теперь. Сегодня около полудня в его квартире произошел взрыв. Когда мы подошли к дому с тележкой, мы увидели, что в том этаже, где он жил, все стекла перебиты, в нескольких даже рамы взломаны - это было, должно быть, что-то ужасное!

- А бомбы? Как же с бомбами? - перебил Андрей. - Входили вы в дом?

- Нет, не входили. Мы увидели, как туда вошел полицейский надзиратель. На дворе суетились городовые. Полиции, очевидно, уже дали знать, и дом был занят. Скверно, убийственно скверно!

- Что же вы сделали? - спросил Андрей упавшим голосом. - Узнали вы что-нибудь окончательно?

- Да. Мы прошли мимо дома. Я оставил тележку товарищу, а сам обошел вокруг и задами вернулся к дому со стороны реки. Дочь садовника работала в огороде; я с ней заговорил, и она рассказала, что в доме был взрыв, что Заика лежит без чувств и что в его квартире полиция. Я попросил ее никому обо мне не говорить и спрятался за кусты у забора. Мне в щелку видны были ворота и часть двора. Там стояли две тюремные кареты; я видел, как вынесли на носилках Заику и положили в одну из них, а в другую выносили и укладывали разные вещи: ящики, потом какие-то склянки, а потом и бомбы, одну за другой, с большой осторожностью. Я не стал больше смотреть и поспешил к вам, чтобы рассказать… Больше мне нечего было ждать.