Андрей Курбский

Я никогда не мог подумать, что Марк Регул [мог бы быть] опечаленным, несчастливым и скорбящим, потому что знал: хоть и замучили его карфагеняне, но не сломили ни его мудрости, его сана, его веры, его твердости и других доблестей, ни его сущности. Он был вооружен помощью великих добродетелей и огражден [от врагов множеством качеств, сближавших его с преподобными мужами].Поэтому, когда было растерзано его тело, его сущности (его душе) [враги не могли ничего сделать].Я видел и Мария, который в счастливые дни казался одним из счастливейших людей, а в дни испытаний [проявил себя] как один из достойнейших мужей: ни один смертный не мог бы вести себя более благословенно, [по божьим заповедям]. [А ты],неистовый, и не знаешь, какие силы дает подобие [преподобным мужам]!Ты сам провозгласил себя преподобным, а чего на самом деле достоин, не понимаешь! Никто не может быть благословенным и совершенным, если сам себя считает совершенным и только в себе самом предполагает все высшие качества. Он надеется, что [его] разум и [умение] мыслить могут принести счастье, но [на самом деле] он ничего не знает, ни в чем не уверен, что ему известно, даже ни в одном дне. Ты грозишь смертью или изгнанием тому человеку, ибо, каким ты его считаешь, таким он и будет (? – А. Ф).

А что со мною случится в том неблагодарном отечестве, то произойдет с не только запрещавшим, но с отрекающимся. А чем занимался, что делал, в чем [приложил столько] трудов и мышления моего, то воистину не совершил ничего такого, чего бы сам не понимал, и уже нахожусь на той [высоте],которую не поколеблют ни превратности счастья, ни неправда врагов. Смерть ли мне грозит? Ее могу, в самом деле, получить от людей. Или же изгнание? Но оно будет моим уходом от злых. Смерть страшна тем, для кого с ней все погибает, но не тем, чья слава умереть не может. А изгнание страшно тем, у которых место жизни [представляется как ограниченное пространство],а не тем, для которых вся земля – [дом].

Тебе, окаянному, грозит исчезновение всего того, что ты [необоснованно считаешь] (мнишь) в себе блаженными, [лучшими своими качествами].Тебя терзают страсти. Ты мучаешься днем и ночью! Тебе мало того, что у тебя есть, а то, что есть, ты тоже боишься потерять. Тебя мучает совесть из-за твоих злых дел. Тебя пугают суды и законы: куда ни посмотришь, словно кусачие звери, тебя окружают неправды и не дают тебе покоя. Это все потому, что со злым, глупым и гнусным не может быть ничего хорошего, доброго. А достойный муж, мудрый и храбрый, не может пребывать в ничтожестве. И такого не бывает, чтобы достойная жизнь преподобного человека не получила бы похвал. И не нужно опасаться, если твою жизнь превозносят и хвалят. А бояться надо, если ты и твоя жизнь – окаянные. Поэтому то, что достойно похвалы, тому подобает быть благословенным, и цветущим, и всем желанным.

Против Клодия, который несправедливо изгнал Цицерона из Рима. Глава 7.

Все глупцы неистовствуют, [как ты сейчас].Но я тебя изображу в истинном свете: ты не глупец, хотя и бываешь им часто, не злой человек, [хотя ты зол всегда],но главные твои черты – ты безумен и неистов в своем безумстве. Разум мудреца, как крепостной стеною, защищен величием знания, [опытом переживания разных сторон человеческой жизни],презрением к счастью, всяческими добродетелями. Будет ли побежден и низложен тот, кого нельзя выгнать из града? Ибо что есть град? Всякое ли сборище лютых и ненавидящих друг друга людей? Всякое ли сборище разбойников и бродяг, собравшихся вместе?

Наверно, ты будешь спорить. [Но я уверен, что это не истинный] град, если в нем не соблюдаются законы, попраны суды, пренебрегают обычаями предков, когда, после того как вельможи изгнаны мечом, сенат перестал быть представителем общего дела. Это не град, а сборище разбойников, и, благодаря тебе, их вождю, они бесчинствуют на площади, и остатки сообщников заговора Катилины приобрели твою зверообразную злость. И это был град? Не из града я был изгнан, [потому что его так нельзя назвать].Когда я был приглашен в город, тогда в республике была должность бургомистра, был не только сенат, который сейчас разогнан, но было волеизъявление свободного народа, были законы управления, на которых стоит град, [вспомни об этом. А что теперь из себя представляет Рим?]