Андрей Миронов и его женщины. …И мама

В конце июля 1960 года начались съёмки. Натуру снимали в Киеве, в одном из обезличенных стандартных микрорайонов – действие картины проходило в одном из активно растущих городов Советского Союза. Режиссёр отражал характерную черту того времени – всё строится, всё «на подъёме». Осенью съёмки продолжились на киностудии «Мосфильм».

Миронову досталась роль школьника Пети, не самая большая, но и не совсем уж эпизодическая – две довольно приличные по размеру сцены, вторая из которых была ключевой. Во время заводской практики Петя начал читать вслух письмо Бориса к Ксении, случайно попавшее ему в руки, что не только привело к драке между Петей и Борисом, но и сделало тайну влюблённых «достоянием общественности».

Позднее Миронов вспоминал: «Текст роли был невелик, и я стремился компенсировать это в перерывах между съёмками: острил, развлекал как мог съёмочную группу – старался изо всех сил. Как-то, после очередной моей шутки, Юлий Яковлевич подошёл ко мне и тихо сказал: «Артист в жизни должен говорить гораздо меньше. Нужно что-то оставить для сцены и для экрана. Не трать себя попусту, на ерунду»». Совет Райзмана Андрей запомнил на всю жизнь.

На третьем курсе один из преподавателей, Юрий Катин-Ярцев, дал Андрею роль журналиста Цезаря Борджиа в шварцевской «Тени». Репетиции уже шли полным ходом, как вдруг было решено усилить музыкальное направление в спектакле. Вот тут-то и раскрылся талант «совершенно немузыкального» Андрея. Катин-Ярцев вспоминал, что Андрей буквально «оживился и расцвёл», проявляя свою музыкальность в каждом жесте, в каждом движении, наполняя роль новым, более значительным, чем раньше, содержанием и окрашивая её в яркие краски.

Не все роли были удачные, случались и «завалы». Особенно плохо игралось Миронову, когда на спектакль приходили родители. Он начинал сильно волноваться, чувствовал себя скованно и оттого держался на сцене не очень естественно, лишний раз давая матери повод для упрёков в неправильном, необдуманном, импульсивном выборе профессии.

«А если это любовь?» долго не «принимало» Министерство культуры, требуя вырезать кое-какие «излишне откровенные» или «чрезмерно бурные» сцены, что в итоге и пришлось сделать режиссёру. Правда, это не спасло картину от критики после её выхода на большой экран – градом посыпались обвинения в пропаганде безнравственности и разврата, в искажении и очернении действительности.

Получилось так, что дебютная картина ещё не вышла на экраны, а Андрея снова пригласили сниматься в кино. Известный режиссёр Александр Зархи дал ему одну из четырёх главных ролей (роль Юрки) в картине «Мой младший брат». Лирический фильм о двух юношах и двух девушках, только что окончивших школу, снимался по повести Василия Аксёнова «Звёздный билет». Не исключено, что определённую роль в выборе режиссёра сыграло его давнее, ещё с Ленинграда, знакомство с Александром Менакером.

В середине июля 1961 года в Таллине начались съёмки. Скоропалительные, без предварительных репетиций. Вскоре дело сладилось, актёры «сыгрались», но тут нагрянула комиссия из Москвы. Да какая – во главе с самим Иваном Пырьевым, руководившим «Мосфильмом». Тому не понравилось, как Зархи снимает его протеже – актрису Людмилу Марченко, студентку третьего курса ВГИКа. Да что там протеже, ходили упорные слухи, что, несмотря на солидную разницу в возрасте, у Пырьева и Марченко был роман.

Зархи получил нагоняй, но съёмки не остановили. Их остановили позже, после того, как на XXII съезде Коммунистической партии Советского Союза в пух и прах разнесли повесть, положенную в основу сценария. Получил своё автор Василий Аксёнов, крупно досталось руководству журнала «Юность», опрометчиво напечатавшему «Звёздный билет», а заодно велели прекратить и съёмки.

Коммунистические идеологи обвинили Аксёнова в клевете на советскую молодёжь, которую он в своей «гнусной» книге изобразил не строителями коммунизма, а нытиками, хлюпиками и вообще чуть ли не развратниками.

В надежде спасти фильм Александр Зархи существенно переработал сценарий и получил разрешение на съёмки фильма.

Оба фильма сделали Андрея Миронова узнаваемым. Так уж странно был устроен советский зритель: он отдавал предпочтение картинам, подвергавшимся нападкам официальной критики, полностью игнорируя картины «правильные», соответствующие канонам социалистического реализма и проводящие в жизнь линию партии.

«Зря у нас критиковать не станут!» – верили люди и вставали в очередь за билетами.

Съёмки принесли Андрею не только известность, но и весьма неплохие по тем временам деньги. Так за шестьдесят семь съёмочных дней в фильме «Мой младший брат» он заработал больше тысячи рублей при стандартной дневной ставке для «неименитых» и «незаслуженных» актёров (то есть не имеющих ни наград, ни званий) в тринадцать рублей пятьдесят копеек.