Андрей Миронов и Я. Роман-исповедь

– Я люблю тебя! – вырвалось у меня совершенно неожиданно. – Я тебя люблю! – вдохновенно повторила я.

Он сжал меня до боли в ребрах и в ухо прокричал:

– Салли, я влюблен в тебя, как ненормальный! Ты единственное, из-за чего я здесь торчу.

Через несколько минут мы неслись в машине по шоссе. Была темная ночь, он жал на газ, а я читала: «Я ехал к вам, живые сны за мной вились толпой игривой, и месяц с правой стороны сопровождал мой бег ретивый…»

– Это кто? – спросил Андрей.

– Пушкин.

Свернули в лес. Проехали некоторое время в глубину и встали. Вышли из машины. Вокруг темные очертания сосен. Я сняла туфли. Ноги ступали по теплой хвое, лежавшей на земле, потом они утонули в прохладном мху, и я почувствовала запах воды. Перед нами тихо лежало ночное озеро. Мы разделись и пошли в воду, как будто совершая древний обряд. Потом лежали на берегу и смотрели в небо.

– «Окрай небес – звезда Омега. Весь в искрах – Сириус цветной, над головой – немая Вега», – шептала я.

– Видишь Большую Медведицу? Ковшик? – сказал таинственно Андрей. – Запомни это на всю жизнь. Может быть, у нас более счастливой минуты не будет. – Засмеялся и добавил: – Сейчас я мысленно наполню для тебя этот ковш шампанским, и, когда я умру, ты, глядя на этот ковш, будешь пьянеть от шампанского и плакать обо мне.

Была полная луна и такая тишина, что в тот миг тишина казалась самой великолепной из всех творений Бога.

– Обними меня, – как-то жалостливо попросил меня Андрюша. – Луна высасывает душу.

Я обняла его, он меня, и, укрывшись какой-то попоной, мы погрузились в сон.

Проснулись одновременно – нос к носу. Улыбнулись. В глазах его таился вопрос – как мы теперь будем… и какую октаву взять после сегодняшней ночи. Светало. Было холодно. Из-за озера вставало солнце. Чтоб определить «октаву», я вскочила, побежала голая к озеру и бросилась в воду! Он за мной.

– Кос-шмар! – кричал он, обрушивая на меня ливни воды.

Я смеялась, падала навзничь, выныривала с мокрой головой, опять ныряла… Мы были совсем не те, что вчера, – мы стали сильнее и счастливее. Мы играли, толкая друг друга в воду так, что сверкали одни только пятки, но я заметила, что в его жестах появился новый оттенок – чувство собственности.

Въехали в Ригу розовым ранним утром. Я вышла на углу своей гостиницы, помахала ему рукой, открыла дверь и стала на цыпочках подниматься на четвертый этаж.

…Однажды утром сговорились ехать на пляж в Лиелупе. Червяк ходил кругами вокруг Пепиты. И вот мы на пляже. Белый песок, над головой кричат чайки, и широкая и вольная река Лиелупе торжественно впадает в море. Мы – загорелые, красивые, в купальниках нежимся на горячем песке. Червяк болтает с Пепитой, пересыпая из своего кулачка песок в ее ладонь. Андрей ходит вдоль кромки моря и смотрит вдаль. Я смотрю на него. Недалеко от нас сидит на песке женщина – в трусах, без лифчика, с пергидрольными волосами, на руке мужские часы. Встала и, качаясь, видать, под градусом, пошла в море. А море – по колено. Поплыла… Теперь уже Пепита из своего кулака пересыпает песок в ладонь Червяка, Андрей впился в горизонт, а я… полна грез. Лежу и рисую в своем воображении его выгоревшие волосы, брови, глаза, нос и так мне полюбившиеся широкие и крепкие запястья.

– Червяк, куда это отдыхающая с голой грудью исчезла? – нервно, с повышенной интонацией заметила Пепита. – Уже минут двадцать, как ее нет ни в воде, ни на пляже.

Мы встали, осмотрели вокруг себя пляж, искали ее глазами в воде, окликнули Андрея и все вместе пошли к морю. Ее тело легкой волной прибило к берегу.

– Утопленница! – закричала Пепита.

Андрей почему-то надел носки и бросился бежать – искать телефон, вызвать «Скорую». Мы вытащили ее из воды. Червяк и подбежавший Андрей стали делать ей искусственное дыхание. Мы с Пепитой стояли поодаль и смотрели на все это с ужасом. Приехала «Скорая». Засвидетельствовали смерть, положили на носилки, накрыли брезентом и увезли. Мы молча сидели и смотрели на носки Андрея – они были в огромных дырах от истовой беготни по асфальту. В дурном настроении сели в машину и поехали обедать. В дороге, открывая свой пухленький ротик, Пепита вспоминала подробности случившегося:

– Нет, ну помните, она же без лифчика пошла в море… а выплыла… уже вся синяя… Андрюш, ты видел, какая она синяя была? Синяя-пресиняя… глаза выпученные… и всего за двадцать минут…

– Пепита, прошу тебя, перестань, – с боязливым отвращением остановил ее Андрей.

А я вспомнила Пушкина: «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца».

– Нет, ну, Червяк… Тань… утопленница на наших глазах в пяти метрах, а там по колено… ой, рот открыт, и оттуда вода идет.

– Прекрати сеанс садизма, – оборвал ее Червяк.

Но кукольное личико продолжало ввергать всех в мучительные воспоминания, так внезапно ворвавшиеся в нашу жизнь, воспоминания некрасивой и пугающей смерти. А я, уверенная в приметах, все задавала себе вопросы – что это? Это не просто так, это знак… Господи, что ты хочешь этим сказать?