Андрей Миронов и Я

Как утверждает мой психопатический друг Бодя: в каждой шутке есть доля шутки, а остальное – правда. Вечером мы играли спектакль, и Андрей пригласил Чека с зеленоглазой Зиной «чуть-чуть» отметить его день рождения. Все ели мой торт, пили шампанское, оценили шары с надписью: «Андрюша, с днем рождения!». Чек был в ударе и рассказывал, как в молодости, во время войны, он ночами тушил фугаски на крышах московских домов. Нам было хорошо, и мы были все счастливы – редкие мгновения в жизни. Как это потом будет все заплевано, растоптано, и мы все свершим надругательство над собой и над всеми нами вместе!

Глава 24 ТРУС И ПРЕДАТЕЛЬ

– Предатель! Предатель! Ненавижу! Трус! Ты меня предал! – говорила я рваной речью, сдерживая рыдания. Вбежала в ванную, смешала воду со слезами, открыла кран на полную мощь, чтобы не слышно было, как я скулю, хотела выскочить из ванной и закричать ему опять: предатель! Но взяла себя в руки, посмотрела в зеркало – морда страшная, глаза красные и запали. Вышла в комнату, встала у балкона, чтобы спрятать лицо, и стала смотреть во двор.

Сцена происходила на Волковом переулке. «Предатель и трус» курил одну за другой сигареты «Стюардесса» и оправдывался.

Дело в том, что утром сдали художественному совету театра спектакль «Малыш и Карлсон». На обсуждении Клара вылила на меня всю накопившуюся злобу Это была уже открытая охота и травля. «Всем повысить зарплату, кроме Егоровой!» – кричали подданные. «Работа Егоровой самая ужасная во всем спектакле!» – не унимались они. И самое удивительное и обидное во всем этом то, что Андрей присоединился к этой стае, встал и высказал свое отрицательное мнение по поводу моей игры.

– Предатель, предатель и трус! – шептала я, стоя у окна. – Ты не мог хотя бы промолчать? Ведь ты же со мной протанцевал все репетиции у Александрова! Ты же знал, какие у меня отношения с Кларой и что она не упустит случая отомстить мне.

– Таня, мне было неудобно!

– Что, Андрюша, неудобно?

– Неудобно промолчать!

– Неудобно спать на потолке – одеяло сваливается!

Слезы катились из глаз градом.

– Представь себе, что Жорик Менглет вместе со всеми поносит свою жену. Этого не могло бы быть никогда! А ты своим выступлением дал им знак: нате, жрите ее, моя хата с краю, я ничего не знаю. Подлость, трусость и предательство. Вот теперь и живи с этим!

Он курил, у него было странное лицо. От внутренних противоречий все немножко пошло вкось, черты сдвинулись в разные стороны. Для него состоялся важный экзамен в жизни. До этого он знал все на отлично – как себя вести, как поступать. А тут неожиданно новый предмет, на котором он, Андрей Миронов, засыпался! «Ой, зачем такие сложности – предатель! – говорила одна часть его души. – Из-за какой-то ерунды, подумаешь». А другая часть едва слышно произносила: «Трус, трус и предатель. Это плохо и неправильно по отношению к той, кого люблю». А вслух сказал:

– Как с тобой трудно! Ты все усложняешь!

Через полгода в свободный день будем сидеть на даче у камина – березовые дрова, огонь, рябиновая, – потеряем счет времени, будем слушать «Свободу», заведем часы по среднеевропейскому времени, а утром детский спектакль «Малыш», где я играю Бетан. Проснемся, выпьем чаю, он наденет свои часы на руку и – ужас! Вместо восьми – девять! В половине десятого я должна быть в театре, а в 10 – спектакль. Андрей бросится на соседнюю дачу к Табачниковым – у них телефон, позвонил в театр и сообщил, что у нас по дороге произошла авария, но к началу спектакля я, Егорова, обязательно буду. Мчимся в машине по Ленинскому проспекту на Маяковскую. Я вся – сгусток нервов! От того, что опаздываю на спектакль! От того, что мне предстоит еще одно моральное мордобитие! От того, что Андрей едет с такой степенью риска, чтобы защитить и спасти меня. Подъехали к театру. При его любви к чистоте он схватил грязь, вымазал лицо, шею, рубашку, и без десяти десять мы вбежали в двери моей гримерной. Там стояли и торжествующая в своей мести Клара и новая артистка, одетая в мой костюм.

– Я успеваю переодеться и на сцену, – сказала я.

– Нет, ты не будешь играть, – с наслаждением садистки заявила Клара, и они с артисткой двинулись по направлению к сцене.

Андрей ходил по театру весь в грязи и рассказывал, как мы попали в аварию и чудом выбрались. Это не помогло, и меня терли на терке и проворачивали в мясорубке на всех собраниях. Но для Андрея это был поступок, и впечатление от этого поступка отразилось на лице. Из него ушла смятенность и черты не сдвигались в разные стороны, а приобрели симметрию и мягкую выразительность.

Эта история с нами случится осенью, а сейчас, весной, на Волковом переулке после сцены «предатель, трус!» я облачилась в маленькое черное платье, браслет на левую руку, в хвост – черный шелковый бант, и мы пошли оба со ссадиной на сердце в Дом актера на поминки по спектаклю «Доходное место», который всем нам принес большой творческий и нравственный доход.