Андрей Первозванный – апостол для Запада и Востока

P.S. Поставив точку в своем непритязательном эссе, я, однако, остаюсь при вопросах, которые, возможно, должен адресовать не только собственной совести. Выше шла речь о неизбежности, в связи с проблематикой общения как сопричастности, философской разработки принципиально нового представления бытия, альтернативного онтологии эпохи модерна (с Хайдеггером включительно). Понятия дара, благодарности, жертвенности при этом как будто напрашиваются сами собой и можно, казалось бы, порадоваться актуальности обращения к ним для современного сознания – но вправе ли, в самом деле, основанная на них концепция притязать на новизну и соответствие подлинным запросам нашей современности? Ведь сами подобные понятия, как выразился недавно о. Владимир Зелинский, размышляя, кстати, о «евангелии от Андрея», в наши дни «как-то незаметно ссыхаются, теряют свое душевное наполнение и потихоньку переходят в разряд почтенных… экспонатов отправленной в музей души»[125].

Это «ссыхание» слишком легко объяснить духовным упадком нынешнего мира, однако, думается, нам не следует игнорировать и иную возможность, пожалуй, более грозную с точки зрения перспектив христианства: а что, если в нынешнем отвержении «высоких» понятий христианской традиции есть своя правда? Что, если в этом также сказывается некий реальный исторический и нравственный опыт – опыт невиданных доселе превращений человеческих, пренебрегать которым мы во всяком случае не должны? Тогда, пожалуй, у нас тем более есть веские основания признать, что для каждого нового поколения, каждой новой культурной формации возвещение Благой вести начинается как бы сызнова, в сопряжении с новым, ранее неведомым риском, а значит, и обращение к истокам апостольского служения не может утратить своей живой проблемности, своей нравственной остроты.

Владимир Зелинский . Евангелие от Андрея и вера третьего тысячелетия

Апостол Андрей в Евангелии

Представим на минуту мозаику, одну из тех старинных мозаик, которые покрывали купола или стены старинных византийских храмов. Предположим, что каждая из плиток этой мозаики – строка из Евангелия, вглядимся в эти строки и увидим за ними изображение Христа в окружении 12 апостолов. Есть апостолы, фигуры которых выписаны или выложены евангельскими стихами с наибольшей щедростью и полнотой; таковы Петр и Иоанн, если же взять весь Новый Завет, то и Павел. Однако от большинства из них осталось лишь имя, всё остальное – житие, мученичество, прославление – сложилось в какой-то цельный образ лишь позднее, в Священном Предании, которое складывается в истории церкви. Рядом с этими апостолами как бы «первого ряда» и остальными, оставшимися в тени, Андрей стоит где-то посередине. Образ его составлен лишь из нескольких евангельских стихов или мозаичных стекол, освещенных изнутри и извне светом Солнца Правды (Мал. 4,2), как Писание и гимнография называют Спасителя. Вот по немногим отражениям этого света можно попытаться восстановить всю фигуру апостола или, скажем, услышать ту весть, которая нам через него посылается. Ибо всё, что мы узнаем затем об Андрее из его жития – его апостольских странствиях к берегам Черного моря, «в страны Вифинийския и Пропондитския», как сказано у свт. Димитрия Ростовского, благословлении будущему Киеву, а затем и мученической смерти в Патрах – служит словно продолжением и раскрытием той вести. Вчитываясь в эти отрывки, попробуем выложить их как камешки, по которым можно сложить недостающие звенья нашей мозаики.

Начнем с первой главы Евангелия от Иоанна: «Один из двух, слышавших от Иоанна об Иисусе и последовавших за ним, был Андрей, брат Симона-Петра. Он перый находит брата своего Симона и говорит ему: мы нашли Мессию (что значит: “Христос”); и привел его к Иисусу. Иисус же, взглянув на него, сказал: ты – Симон, сын Ионин; ты наречешься Кифа, что значит “камень” (Петр)» (Ин 1:40–42).

«Мы нашли Мессию»