— Подожди, ещё не покрестили парфян. А было это так. Увидели апостолы их веру и говорят: «Вставайте все и идите в театр — там обретёте окончание веры». А толпа отвечает в страхе: «Простите нас, но мы боимся идти туда из-за того зверовидного мужа, ведь многие из нас умерли от страха перед ним». А Варфоломей им: «Не бойтесь, — говорит, — следуйте за мной и увидите, что весел он и кроток». И последовала за ним толпа до театра. Увидев, что они идут вместе с апостолами, Христомей взял за руки Руфа и Александра и пошёл навстречу апостолам, поклонился и расцеловал их. И удивился весь народ и прославил Бога, видя, что облик Христомея стал совсем кротким. Был посередине входа в театр алебастровый столп. И подошёл к тому столпу Христомей и ударил его своей громадной рукой — тот и раскололся пополам, и хлынула из него вода и заполнила всё вокруг. В той воде и крестились все во имя Отца и Сына и Святого Духа. А после того как крестился весь город, говорит Христомей Андрею: «Сжалься теперь и над умершими и попроси Господа, чтобы ожили они и крестились вместе со своими согражданами. Пускай уверуют, что Бог имеет власть как умерщвлять, так и оживлять». Помолился об умерших Андрей, и вот — послышался с неба голос: «Христомей, Христомей, эти люди из-за тебя умерли — поэтому встань-ка ты и воскреси их сам». Услышал это Христомей, взял большой сосуд и, наполнив его из купели святого крещения, полил мёртвые тела — и тотчас воскресли все, крестились сами и прославили Бога, Сотворившего великие чудеса руками апостолов. Воскресли также и звери и, подбежав к апостолам, стали лизать их ноги. Много исцелений совершил Бог руками святых апостолов в том городе: слепых заставил видеть, хромых — ходить, глухих — слышать, а немых — говорить, прокажённые очистились, бесы из каждой щели были изгнаны — так и освободился весь тот город благодаря крещению от всякой нечистоты и мерзости. И построили горожане церковь, и поставили в ней апостолы, как полагается, епископа, пресвитеров, дьяконов и чтецов и научили их величию Божью. Настала великая и бесповоротная радость в том городе, а апостолы, укрепив горожан, чтобы пребывали они в вере в Господа нашего Иисуса Христа, удалились оттуда. А Христомей, договорившись с апостолами, удалился и сам, славя Господа нашего Иисуса Христа, Удостоившего его прийти к познанию истины непорочной веры. В конце концов, схваченный царём Дел ком и преданный им мучениям, добыл себе он нетленный венец во Христе Иисусе, Ему же честь и поклонение, царство и слава во веки веков, аминь!
Когда монах закончил свой рассказ, перед путниками показались уже стены Перинфа. «С такими вот простецами и их баснями придётся коротать тебе век свой, Никита. Не услышишь ты ни риторически украшенного слова, ни тонко подобранных силлогизмов. А главное, и на родину, в Пафлагонию, вернуться-то тебе нельзя — там тебя в первую голову и будут искать, и кто-нибудь да выдаст! Придётся тебе учительствовать в какой-нибудь фракийской или эпирской дыре, наставляя уму-разуму отпрысков таких вот падких до диковин мужланов».
Впрочем, Перинф не был такой уж и дырой. Никита знал, что в древности город этот звался Гераклеей, причём Фракийской — чтобы отличать её от одноименного поселения на Понте. Отсюда родом была и преподобная Елисавета Чудотворица, основавшая в столице монастырь на Ксиролофском холме, где приняла постриг Анастасо — любовь Никитиной юности…
Путники остановились в гостинице близ городских ворот и сразу потребовали себе ужин и вина, но Никита оставил их и поднялся наверх, в скромную комнатку с белёными, потрескавшимися стенами — единственную одноместную во всём доме. Опустив занавес на окне и запалив свечу, Никита осторожно достал из натёршего ему всю спину мешка Епифаниев ларец — единственную теперь у него память о прежней жизни. От долгого пути рукописи в ларце растряслись и ещё больше перемешались, так что Никите пришлось вынимать их одну за другой и раскладывать стопочками на грубом деревянном столе. Наконец ларец опустел и показалось обитое тканью дно.