Андрей Платонов

Варламов Алексей. Андрей Платонов

Автор выражает искреннюю благодарность Наталье Васильевне Корниенко, доктору филологических наук, члену-корреспонденту РАН, заведующей отделом новейшей русской литературы и литературы русского зарубежья в НМЛ И им. А. М. Горького, руководителю группы Собрания сочинений Андрея Платонова, за прочтение рукописи этой книги, высказанные замечания и пожелания, а также за помощь в составлении фоторяда.

Издательство благодарит Институт мировой литературы имени А. М. Горького и лично Аллу Владимировну Лавочкину за подготовленные и предоставленные фотоматериалы.

Глава первая МЕЩАНСКАЯ СЛОБОДА

В 1918 году в статье «Интеллигенция и революция» Александр Блок писал о русском народе, о «миллионах людей пока „непросвещенных“, пока „темных“»: «…среди них… есть такие, в которых еще спят творческие силы; они могут в будущем сказать такие слова, каких давно не говорила наша усталая, несвежая и книжная литература». В отличие от другого поэта-символиста Валерия Брюсова, знакомого со стихами Андрея Платонова и написавшего на них в 1923 году доброжелательный отзыв, Блок Платонова не знал. Однако ощущение такое, что судьба старшего сына слесаря воронежских железнодорожных мастерских, родившегося в последний год последнего века русского царства и сказавшего то действительно новое, чего не то что давно, а никогда не говорила русская литература, была Блоком таинственным образом предугадана и направлена.

Платонов был не только писателем, драматургом, литературным критиком, философом, публицистом, поэтом, сценаристом, а также электротехником, мелиоратором, инженером, изобретателем, прорабом. Он — явление сродни циклону, атмосферному фронту, возникающему на стыке холода и тепла, света и тьмы, сухости и влаги, ответ на вызовы революции и пути русского большевистского пешеходства. Та чудовищная энергия, которая скопилась в России на рубеже веков и искала, в ком воплотиться, нашла в Платонове выход. Однако тут есть важный нюанс. «Выйти прямо из глубин народных в XX веке литературное явление не может: оно должно прежде определиться в самой литературе», — говорил Михаил Бахтин. Мысль русского философа тем важнее, что Платонов, этот, по определению Валентина Распутина, «изначальный смотритель русской души», вышедший «из таких глубин и времен, когда литературы еще не было, когда она, быть может, только-только начиналась и избирала русло, по которому направить свое течение», — не был ни темным, ни непросвещенным человеком, хотя именно таким его порой воспринимали самые близкие ему люди.

Неплохо знавший Платонова, часто встречавшийся с ним прозаик Лев Гумилевский писал в мемуарах «Судьба и жизнь»: «Счастье Платонова было в том, что он читал очень мало в период своего писательского возрастания, а потом в зрелом возрасте уже мог противостоять воздействию классического литературного языка». Однако по меньшей мере первая часть этого высказывания не соответствует действительности, да и со второй не все так однозначно. То же самое относится и к воспоминаниям жены писателя Марии Александровны: «Андрей до шестнадцати лет и книг-то не читал». На самом деле, конечно, читал и читал очень много в детстве, в отрочестве, в юности — глубокие, серьезные книги. Вот почему за Платоновым стоят не только почва, не только та степная черноземная полоса, где «лето было длинно и прекрасно, но не злило землю до бесплодия, а открывало всю ее благотворность и помогало до зимы вполне разродиться», не только первооснова воды, огня, воздуха и земли, материи и духа, но есть за ним и книжность, и ученость, и культура.

Платонов — фигура рубежа, он находится на самой линии разрыва между жизнью и смертью, между Богом и человеком, человеком и машиной, человеком и природой. Он этот разрыв пропустил через сердце, пытаясь соединить несоединимое, и, быть может, в этом пограничье и таится ключ к его творчеству и судьбе.