Еще не поняв, что случилось, Андрей и Фома вскакивают, машут руками, кричат вслед что-то восторженное.
И тут начинается самое страшное.
Вожак, летящий впереди стаи, вдруг переворачивается в воздухе, судорожно взмахивает одним крылом и, теряя перья, падает вниз, ломая тяжелым телом ветви прибрежных деревьев.
Гибель вожака — гибель стаи. Лебеди мечутся над озером, свистя крыльями и испуганно виляя из стороны в сторону.
Лают, захлебываясь, собаки, несутся вдоль берега, прыгая через грязные лужи и поваленные деревья. Трещат сучья, мчатся всадники, как снег, летят по ветру легкие перья. Одна за другой с криком падают белые птицы и бьются в папоротнике с перебитыми крыльями.
Упоительна и азартна охота. Крики, лай, свист…
Распаленные убийством, всадники на всем скаку въезжают в озеро, взмыленные кони приседают в скользкой грязи, и охотники, медленно поднимая напряженные луки, добивают последних мечущихся над водой лебедей.
Над озером с замутненными заводями и помятым камышом ветер несет белый пух. Снова наступает тишина.
На вытоптанной папоротниковой поляне на ковре валяются охотники. В стороне, привязанные к кустам, звенят уздечками оседланные кони. Молодой охотник рукавом вытирает потное лицо, берет из рук слуги ковш, пьет, проливая воду.
— Пора, князь, нечего здесь сидеть, — испуганно говорит ему пожилой боярин, оглядываясь по сторонам.
На опушку один за другим выходят княжеские люди, нагруженные битыми лебедями, и бросают их в кучу. Собаки, высунув языки, часто и шумно дышат, стараясь не смотреть на дичь.
— А молодец Гришка, выследил все-таки! — бросив ковш на траву, весело говорит князь. — Гришка!
Появляется рябой Гришка, улыбающийся, в порванной рубахе.
— Там один на дереве застрял, пойди достань, — говорит князь, глядя вверх.
Гришка сразу становится серьезным, снимает сапоги и лезет на дерево.
— Поехали, князь, не тяни, — настаивает боярин. — Не в своей небось вотчине.
— А! — отмахивается князь. — Дай хоть коням отдохнуть. Нас же никто не видел!
— Ох, не простит нам твой братец, если узнает! Убьет к чертовой матери, — бормочет боярин.
— Старшему братцу бы до девки добраться бы! — смеется князь. — На подъем тяжел братец наш! В своей вотчине заблудится…
— Дай-то бог… — бормочет кто-то с ковра.
В это время в лесу возникает приближающийся топот, все вскакивают, на поляну вылетает всадник и, осадив коня, кричит:
— Человек сорок через реку переправилось! Вроде великий князь с охотой!
— Где? — бледнеет князь.
— К лесу подъезжают!
— А где ты раньше был?! Запорю сукина сына, пропади ты пропадом, — рычит князь, метнувшись в седло. — Ванька, Гришка! Митька! Забирайте все! Гришка, забирай все!
Через несколько мгновений поляна пуста. В лесу глохнет топот копыт.
Над поляной в солнечном сиянии проплывает белая пушинка.
И вот из леса, сокрушенно оглядываясь по сторонам, медленно выезжает охота великого князя. Впереди, в окружении богато одетых охотников, сам князь. Он как две капли воды похож на своего младшего брата, только борода чернее, да нос слегка на сторону, сломан у переносицы.
Великий князь останавливает коня, теребит бородку, глядя на вытоптанную папоротниковую поляну, засыпанную лебединым пухом, и говорит с мрачным удовлетворением:
— Та-а-ак… Ну что же, ладно…
И великокняжеская охота шагом покидает поляну.
Прошелестев верхушками деревьев, проносится прохладный ветер, и сверху на поляну падает искалеченный лебедь, которого впопыхах не успел достать с дерева Гришка. Он еще жив, вздрагивает поломанными крыльями, трясется мелкой дрожью…
Приглашение в Кремль. Зима 1405 года
И снова зима. У тусклого захламленного оконца сидит Кирилл с залевкашенной доской на коленях. В противоположном углу выбеленной кельи над кадкой с водой курится синим дымом догоревшая лучина.
Глаза у Кирилла красные, воспаленные. Он глядит сквозь промерзшее стекло, отнимающее у дня весь его свет, и о чем-то напряженно думает, В сознании его проносятся обрывки раздражающих воспоминаний.