Андрей Рублёв, инок

– На пепелище кто б стал искать, – досадуя на недогадливость служильцев, пробормотал князь. – И сам не хочу быть там, пока не отстроится обитель. Тягостно смотреть на разорение житницы Сергиева духа. Церковь там уже ставят… – Юрий усмехнулся с тоской в лице. – А Никон, игумен, хорош! Пока мы с Васильем рядились друг с дружкой, велел рубить сызнова деревянную церковь. На камень мой, зимой свезенный, и не взглянул даже, так говорят. Набрал где-то плотников и древоделей, доволен собой. Сергием отговорился – не хочет, мол, преподобный, чтоб храм во имя Святой Троицы, единой и нераздельной, во вражде и раздорах ставили.

– А от меня чего ты хочешь, князь?

От светлого, простодушного взора иконника Юрию стало не по себе. Князь ощутил беспокойство и неуверенность в своей правоте.

– Верно, хочу… Хочу, чтоб вкладом моим и даром Сергию был иконостас. Твоей, Андрей, рукой писанный, полностью. Ничьей более. Чтобы здесь ты его писал, при мне, в Звенигороде. Обмеры храмовые тебе передадут, подклет там уже рубят… Но чтобы это был такой иконостас!.. Чтобы слезы из глаз выбивал. Чтоб ты сам себя превзойти не смог после. Понимаешь меня, Андрей?

– Надо бы послать в Андроников за дружинниками моими, Пантелеем и Елезаром, – как о решенном деле заговорил иконник. – Да Мартына-дощаника звать, непременно с помощником.

– Сделаешь, Андрей? – с замираньем духа спросил князь.

– Сделаю.

– Теперь же гонца в Москву велю снарядить, – озарился радостью Юрий Дмитриевич. – Ему и скажешь, кого в Андроньеве кликать.

– Только уж и ты, князь, не откажи в просьбе, – с сосредоточенной тихостью произнес чернец.

– Что скажешь, Андрей, то и сделаю.

Иконник помедлил.

– В яме со мной два церковных строителя из Пскова сидели. Вот как выходит, князь. Одной рукой Богу Богово отдаешь, другой отбираешь. Храмы строишь, а храмоздателей в яму бросаешь. А от того и болезни все наши и сродников наших. От неподобных дел, которые творим… Отпусти каменщиков, князь.

На лице Юрия проступило замешательство. Устрашенный, он уставился на монаха.

– Откуда тебе ведомо, о чем писал мне Кирилл с Белоозера? Точно теми же словами…

– Не знаю, о чем писал тебе старец, – покачал головой иконник.

Князь прикрыл лицо ладонью, сгорбился, оплыл на кресле и долго молчал. Наконец распрямился:

– Младший Митя лишь на днях оправился от болезни. Помолись о моем сыне, Андрей. И обо мне помолись. Каменщиков тотчас велю свезти в Псков. Не могу допустить, чтоб отсюда они в Москву пошли… – Он оглянулся на потемневшее оконце. – Останься на ночь в хоромах, а с утра ступай на епископский двор. Там устрою тебя и дружинников твоих для работы… Только не медли, прошу. Новую церковь Никон освящать будет на память Сергия, в сентябре. К Успенью с иконостасом справишься?

– К празднику грех не справиться.

…Тяжелая воротина с тягучим скрипом отползла в сторону, явив взорам заросший крапивой, лебедой и лопухами двор.

– Принимай хозяйство, чернец, – гаркнул княжий служилец, сотник Федорко, позвякивая ключами от громадного навесного замка, скреплявшего ворота. Сотник был тугоух после удара шестопером по шлему в какой-то из битв и оглушал всех прочих громогласием. – Тут тебе не по чину, да князь тебя жаловал хоромами. На запустенье не зыркай, холопы почистят, враз оживят. А владыки у нас, в Звенигороде, нету свово. Был да сплыл. Прежний митрополит Куприян не почел нужным нового поставить. По наговору великого князя, а то! Чтоб наш князь не зазирался, знамо.

За Андреем в ворота въехал воз, груженный лубяными коробьями, туесами, плотничьим снарядом, досками. Поутру, прежде чем идти обживаться, Андрей испросил у конюшего телегу и, взяв княжого тиуна с калитой, полной серебра, отправился на посад. На торгу закупили потребное для иконного строительства. Лишь после этого княжьему гонцу была вручена грамотка с перечнем всего, что подмастерьям следовало отыскать на московском торгу и вборзе, не мешкая, доставить в Звенигород, а к грамотке приложен тугой позванивающий кошель.

Двор быстро наполнился слугами. Мужики с косами-литовками окашивали буйные заросли. Бабы и девки, гурьбой ввалившись в дом, посуху обмахивали наросшую паутину, окна, пока холопы прочищали и укрепляли заплывший колодезь. Разгружали телегу, снося все в ближайший амбар.

Андрей, поглядев на закипевшие работы, не решился пойти к владычным хоромам. Облюбовал невысокую надпогребицу со сбитым, висящим на дужке замком и скособоченной кровлей. Отворил дверцу, ступил внутрь. И вдруг полетел наземь, сбитый ударами в поддых и по загривку. Не успел даже охнуть, скрючился на дощатом полу, судорожно глотая воздух. Перед дверью, в просвете кто-то двигался. Потом встал над ним. Опустился рядом.

– Андрей?!

Вжимая ладони в надбрюшье, иконник попытался сесть.

– Ал… леш…