Андрей Сахаров

Чтобы понять притяжение Сахарова к этому смертоносному, но глубоко научному изобретательству, надо вникать в устройство «изделия». Но чтобы понять Сахарова, важнее понимать саму страсть к изобретательству. Такую же сильную, как страсть к женщине, к поэзии, к карточной игре, к музыке. И то, что предмет научной страсти кажется более рациональным и общественно значимым, мало что меняет. Страсть невозможно объяснить, она сама многое объясняет. Может объяснить, например, то, что ритм подготовки первого термоядерного испытания не нарушился даже от внезапного падения высшего государственного руководителя ядерного проекта. 26 июня Берию арестовали, объявив врагом партии и советского народа, и сразу же Первое главное управление было переименовано в Министерство среднего машиностроения. Обитатели ядерного Архипелага сократили это длинное маскировочное название до «Средмаша», которое будем применять и мы.

Даже имея дело со столь несредним машиностроением, легко отдаваться страсти, будучи уверенным, что это идет на благо родной страны и всему лучшему в мире. У Сахарова было еще несколько лет для такой безоблачной уверенности. Если у него и были какие-то причины преуменьшать свою роль, то они должны были исчезнуть в ноябре 1953 года, когда новый государственный руководитель ядерного проекта В. А. Малышев попросил Сахарова наметить направления дальнейшей работы по термоядерному оружию. Не подозревая, какое значение придадут его рекомендациям, Сахаров на скорую руку изложил свои взгляды на усовершенствование Слойки и указал параметры следующего «изделия», основываясь на идее, которая в тот момент казалась ему многообещающей. А руководство страны настолько доверилось 32-летнему академику, что его наметки сразу же стали основой постановлений правительства.

Одно из них, «О разработке нового типа мощной водородной бомбы» от 20 ноября 1953 года, обязывало Минсредмаш в 1954–1955 годах сделать термоядерный заряд, который Сахаров «так неосторожно анонсировал» и который уже получил название РДС-6сД³². Другое постановление предписало создать межконтинентальную баллистическую ракету, способную нести этот заряд. При этом исходным параметром для конструкторов ракеты стал указанный Сахаровым вес заряда. Этим определялся весь масштаб конструируемой ракеты — ракеты, которая вывела в космос первый искусственный спутник Земли и первого человека.

Спустя 30 лет Сахаров, размышляя о причине такого доверия к нему, назвал несколько факторов: «Моя самонадеянность, находившаяся на максимуме после испытания, некое «головокружение» (быстро прошедшее, но было поздно), вера Малышева в меня, в мой талант, внушенная ему Курчатовым, Келдышем и многими другими, подкрепленная успешным испытанием и моей тогдашней манерой держаться — внешне скромной, а на самом деле совсем наоборот».

Первая водородная или усиленная атомная?

Но какая, собственно, могла быть самонадеянность, если военно-научные достижения приходилось сопоставлять с американскими? Мог ли Сахаров думать тогда, что в области его профессии «мы впереди планеты всей»? Ответ здесь сильно зависит от года, к которому относить данный вопрос. В 1953 году думать так он не мог — но мог думать, что СССР догнал в этом деле США.

Еще 2 декабря 1952 года Берия направил Курчатову записку, в которой упомянул американское термоядерное испытание, проведенное 1 ноября 1952 года:

«Решение задачи создания РДС-6с имеет первостепенное значение. Судя по некоторым дошедшим до нас данным, в США проводились опыты, связанные с этим типом изделий. При выезде с А. П. Завенягиным в КБ-11 передайте Ю. Б. Харитону, К. И. Щелкину, Н. Л. Духову, И. Е. Тамму, А. Д. Сахарову, Я. Б. Зельдовичу, Е. И. Забабахину и Н. Н. Боголюбову, что нам надо приложить все усилия к тому, чтобы обеспечить успешное завершение научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ, связанных с РДС-6с. Передайте это также Л. Д. Ландау и А. Н. Тихонову»³³.

Так что в августе 1953-го дело выглядело так, что успешным испытанием Слойки СССР лишь догнал США. Много позже выяснилось, что в ноябре 1952 года в США взорвали не бомбу, готовую к погрузке на самолет (какой была Слойка), а лабораторное сооружение весом многие десятки тонн. Тогда советские «бомбоделы» получили возможность говорить, что первая водородная бомба была советской. Но, с другой стороны, американские эксперты вообще отказались считать Слойку водородной бомбой, называя ее лишь «усиленной атомной». «Майк» был в десятки раз мощнее Слойки, потому что он был основан на совсем иной идее.

Дело здесь в различии не национальных терминологий, а термоядерных историй. Хотя идея, подобная Слойке, выдвигалась и в США, американцы не стали развивать соответствующий проект, не обещавший достаточно большого скачка в мощности по сравнению с атомной бомбой — «всего лишь» в десятки раз больше хиросимской.