Читаем Андрей Сахаров полностью

Такое подозрение Сахаров мог бы очень просто предотвратить, если в самом деле хотел что-то замаскировать, «замять для ясности». Надо было обойтись безо всяких подробностей и выбрать что-то одно — либо полную коллективность, либо свою главную роль. Как раз в силу абсолютной (чрезмерной) честности, ему в голову не приходило, что кто-то заподозрит его в нечестности. Он стремился не к простоте для читателя, а к честному изложению своего представления об исторической реальности, включая свои реальные сомнения. Его представление было неполным и, можно сказать, неверным, потому что он не знал о предварительной осведомленности Зельдовича. Не знал, что весной 1948 года Зельдович изучал разведдоклад Фукса, включая «не вполне ясные», по тогдашнему выражению Харитона, «но физически важные замечания» «о прозрачном для излучения заполнителе и о непрозрачной его оболочке». Зельдович тогда не понял эти «важные замечания», отверг идею излучения как инструмента, но это не значит, что он забыл все, что узнал из разведдоклада. И когда шесть лет спустя в Третьей идее Сахарова он узнал отвергнутый им в 1948 году путь, то подключился к обсуждению «не с пустыми руками». А у Сахарова активное включение Зельдовича создало бы впечатление соавторства.

В памяти очевидца сохранилось радостное восклицание Зельдовича, с которым тот ворвался в комнату своих сотрудников: «Надо делать не так, будем выпускать из шарового заряда излучение»66 По мнению сотрудника Сахарова В. И. Ритуса, это восклицание Зельдовича как раз и могло быть «результатом обсуждения с Сахаровым»67. И наверняка то было не самое первое их обсуждение возможной конструктивной роли излучения. Ведь Зельдович отверг ее задолго до того (не позже 1950 года, когда это зафиксировано в его отчете). А весной 1954 года, по словам Сахарова, «первоначально не оценил» его идею и принял ее лишь после дополнительных обоснований математика Н. Дмитриева.

Рождение принципиально новой идеи всегда окружено неким творческим туманом, и сам открыватель зачастую не может зафиксировать всех обстоятельств рождения, разного рода случайных флуктуаций мысли и «счастливых подсказок». Даже давняя отрицательная настроенность Зельдовича к излучению не исключает, что он мог нечаянно посодействовать открытию. Например, можно представить себе, что при очередном обсуждении трудной физики атомного обжатия Зельдович, перебирая вслух разные компоненты первичного атомного взрыва и помня, что в разведматериале 1948 года говорилось что-то «не вполне ясное» об излучении, сказал бы что-то вроде: «Ну не излучение же…» И это могло нечаянно бросить зернышко в размышления Сахарова: «А почему, собственно, не излучение?!» Главное, однако, чтобы зернышко проросло в осмысленный росток, что, судя по всему, произошло в голове Сахарова.

О другом проявлении секретной информированности Зельдовича рассказал его близкий сотрудник, запомнивший, как Ландау восхищался «поразительным чутьем» Зельдовича относительно взаимодействия дейтерия с тритием. Фактически же это было просто «ИКСпериментальными» данными68, как выражались тогдашние физики, допущенные к подобным секретам. И Ландау, и Сахаров были допущены к высшим секретам, но каждый к своим, и они не имели права без особого разрешения обсуждать свои секреты с другими. И Зельдович не имел права говорить Ландау и Сахарову об источнике своих ИКСпериментальных знаний, что соответствует режиму секретности, хотя и не согласуется с обычной научной этикой. Максимум, что мог Зельдович, — это не говорить о своем авторстве. Он и не говорил. А уж какое впечатление его ИКСпериментальные познания производили на его коллег, это дело другое и от Зельдовича не зависящее.

Настал момент спросить, почему же Герман Гончаров, который не один год работал рядом с Сахаровым, а своими архивными исследованиями и публикациями предоставил реальную возможность обсуждать историю термоядерного оружия, пришел к иной картине рождения Третьей идеи. Рискну предположить, что у этого есть две причины. Во-первых, Гончаров нашел в разведдокладе 1948 года «вещественное доказательство» того, что атомный шпион № 1 Клаус Фукс был и первоклассным физиком-изобретателем — «одним из наиболее выдающихся в области атомной энергии», как его оценил главный теоретик Лос-Аламоса Г. Бете вскоре после ареста Фукса в начале 1950 года. Это замечательное открытие касается истории американской водородной бомбы не меньше, чем истории советской бомбы. Но хотя оно было опубликовано в главном журнале американских физиков «Физике тудей» еще в 1996 году69, на него не последовало никаких открытых комментариев американских специалистов. Очень обидно!

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии