Андрей Тарковский. Жизнь на кресте

В СССР все еще действовал заговор молчания. Ни один положительный отзыв не мог пробить стену запретов. Только благодаря героическим усилиям отдельных критиков и редакторов удалось обойти препоны и «протолкнуть» в печать достойные фильма оценки.

Упорное отрицание «Рублева» советским руководством вполне понятно. Да, в фильме нет открытых антисоветских высказываний, но всякому понятно, что историческое прошлое родины выставлено не в благовидном свете, а уж патриотизмом и не пахнет. Руководство с энтузиазмом поддержали обойденные Тарковским коллеги по цеху. Им было очевидно, что Тарковский вырвался в авангард мирового кинопроцесса, встав в один ряд с Феллини, Бергманом, Бунюэлем, Брессоном, именно они, подстегиваемые завистью, поддерживали запал войны с Тарковским.

Наконец стало известно, что Демичев разрешил продавать фильм за границу и дал соответствующие указания Романову в присутствии Кулиджанова. Но партаппарат не мог допустить открытого проникновения идейно смутного фильма за рубеж. Главный идеолог М. А. Суслов высказался резко отрицательно и запретил выпуск «Рублева» на экраны страны, а также отменил разрешение продавать фильм за границу. «Союзэкспортфильму» пришлось расторгнуть контракт и платить миллионные неустойки. В результате этой истории Алекс Московии навсегда отказался от сотрудничества с нашей страной, а надежда Тарковского на фестивальное «золото» не оправдалась.

Тарковского ободрил интерес зарубежных кинодеятелей к его фильму. Но обструкция на мосфильмовских просмотрах, травля в прессе сильно подкосили режиссера. Он, мечтавший увидеть свой фильм на экранах, ожидавший откликов потрясенных зрителей, вдруг понял, что снимает не для себя и избранных друзей, а для широкого экрана, тысячной публики. Да, не завлекает зрителя в зал испытанными приемами, но ждет, очень ждет, что обретет единомышленников, сраженных пронзительным трагизмом фильма, глубиной его образности.

Место на скамье штрафников, уготованное в Стране Советов самым ярким и проницательным творцам, не манило Тарковского своей почетностью. Он был не из тех, кто искал лавров изгоя.

Напротив, завидовал судьбе вызывавших шквал восторгов творений Бондарчука. После международного триумфа «Войны и мира», получившего в 1969 году «Оскара», казалось, удивить иностранцев будет трудно. Киноэпопея вышла на экраны 117 стран, во всем мире новорожденных девочек называли Наташами. «Рублев» же пребывал в гонении, закрытый для своей и зарубежной публики. Но, как оказалось, за него борются весьма компетентные и влиятельные в киноискусстве люди. А значит, Тарковский не ошибся, упорно идя своим путем.

Лишь в октябре 1968 года «Рублев» вышел на экраны страны мизерным тиражом. Показы шли в отдаленных кинотеатрах, но и этого, вдобавок к шумному триумфу в Каннах, оказалось достаточным, чтобы у Тарковского появились отчаянные фанаты и недруги. В наше время скандальную «кампанию» вокруг фильма сочли бы отличным пиаром. Но во времена «застоя» такая «раскрутка» не способствовала продвижению режиссера — напротив, она вносила его в списки нежелательных явлений и перекрывала пути к работе. Заявки Тарковского на новые фильмы отвергались, оставляя его без денег и надежд на милость верхов. Сторонникам, рвавшимся защитить фильм и режиссера, путь в прессу был закрыт. Заговор молчания строго отслеживался: о Тарковском или плохо, или ничего. Плохого было много — «Рублева» объявляли либо бредом сумасшедшего, либо беспомощными попытками школяра сделать нечто значительное, переплюнув мэтров. Автор фильма объявлялся конъюнктурщиком, стремившимся своими безумными новациями поразить Запад. Заполучив копии фильма, иностранные кинокритики ликовали: «Смотрите, художника какой мощи зажимают и травят в Совдепии!»

— И что мне от всей этой возни? — Андрей отбросил принесенные ему Ольгой газеты со статьями о нем. Иностранных языков он не знал, Ольга переводила самые интересные отзывы. Но и восторги зарубежной прессы теперь злили Андрея — ведь он рассчитывал на самую высшую премию Каннского фестиваля, к которой прилагалась значительная денежная сумма. Она бы совсем не помешала сейчас, когда он сидел уже второй год без работы.

Пока мировая кинообщественность пировала на банкетах Каннского фестиваля и ломала копья вокруг советского режиссера, Тарковский переживал тяжелый период. Помимо опалы не радовали и события в личной жизни. Единственный плюс — женитьба Сергея (племянника Ларисы Кизиловой) на Ольге Сурковой. Да и то — сомнительный кадр этот Серёня. Тарковскому ни до кого. Он сам разрывается между семьей, Ларисой, ожидающей ребенка, и многочисленными мимолетными романами. Его надежды на обретение в женщине некоего рабски преданного спутника, лишенного собственных личностных интересов, кроме служения семье, не сбылись. Все женщины, появлявшиеся на его пути, вначале влюбленные и преданные всей душой, постепенно остывали, не вызывая ответного чувства. Короче, попадались стервы.