Читаем Андрей Тарковский полностью

В конце апреля Тарковский с облегчением узнает, что Вайда не входит в число двенадцати, и поэтому 15 мая ему ничто не помешает побывать во Франции. Но в начале мая неожиданно позвонили из посольства и сильно огорчили режиссера предложением «найти причину отказаться» от поездки, поскольку советские фильмы были отвергнуты последним Каннским фестивалем. Огорченному режиссеру приходится подыскивать аргументы для разговора в посольстве, чтобы престижное посещение фестивальной столицы Франции все-таки состоялось.

Тарковскому, конечно, очень хотелось поехать в Канны. Он ведь всегда чутко воспринимал оценку его творчества за рубежом. Однако при всей своей творческой отваге системы все же опасался и идти на серьезный конфликт с нею не хотел. В посольстве на его доводы не отреагировали. Как полагал Тарковский, в силу слепого подчинения Ермашу, поскольку тот кандидат в члены ЦК КПСС. Андрей Арсеньевич в Канны действительно не поехал. Но награжден был. В газетах, естественно, появилась информация о том, что Тарковского не было на фестивале из-за запрета властей.


Совершая деловые поездки по Италии, Тарковский продолжает присматривать место и жилище для оседлой здесь жизни. Так, с Норманом Моццато они посетят прелестный городок Монте Сан-Бьяджо. Андрей Арсеньевич отметит один симпатичный деревенский дом: два этажа, подвал, кухня, гостиная и спальня с ванной наверху. Год назад это стоило пять миллионов лир и пять же — ремонт. Потом он побывает в Монтеранно. Осмотрит разрушенный замок и церковь на вершине скалистого холма с протекающей внизу рекой. Внутри замка — коровы и фиговое дерево. Все это Тарковский видел еще полтора года тому. А сейчас подумал, что здесь можно было снять эпизод «Сон Горчакова» для «Ностальгии». И здесь, рядом с руинами Монтеранно, Андрей обнаружит еще один крестьянский дом в месте, показавшемся очень привлекательным: поля на вершине холма, лес, дорога в лесу, ведущая к дому. Много земли и оливы. Тут же загорелся: купить! Но во сколько все это может обойтись?..

Между тем приближается 50-летие Андрея Арсеньевича. «Боже, как незаметно пролетела жизнь!» — с печалью восклицает художник.

После юбилея у Тарковского состоялся разговор с Ф. Ермашом, который настаивал на возвращении режиссера до отъезда в Италию Ларисы. Лариса Павловна отъезжать не спешила, хотя ее торопили авторитетные знакомые и приятели семьи. Тарковский пообещал Ермашу приехать 20 апреля, чего, конечно, не произошло. Из телефонного разговора с женой Андрей узнал, что в Москве будто бы распространяются слухи о его желании остаться за границей. Лариса пускала в ход, может быть безотчетно, средства для удержания мужа «на взводе».

Неожиданно в заграничном бытии режиссера наступает период душевного подъема. А все из-за того, что Андрей Арсеньевич знакомится с доброй «ведьмой» (вроде Джуны, но по душевной части) Анжелой Флорес. Но Флорес, судя по дневнику режиссера, сыграла в его жизни особую роль. Буквально после первых встреч, во время которых Анжела убеждала Андрея в его призвании помогать людям, он отмстил ее благотворное воздействие. Прошла депрессия, появилась вера в себя. Тарковский получает рекомендации по укреплению душевного здоровья и принимает «лечение». Советы он аккуратно записывает. Особенная тема их бесед: семья Андрея, ее переезд в Италию.

В интервью, представленном в книге «Тарковские: Отец и сын в зеркале судьбы», Анжела рассказывает о чудесах общения с Андреем. По ее утверждению, Тарковский предвидел происшедшее в России в 1980-1990-е годы, предвидел и землетрясение в Армении, и чернобыльскую катастрофу. Мало того русский режиссер настаивал, что для скорейшего преображения России кто-то должен принести себя в жертву, взять на себя часть ноши Христа. Конечно, не все призваны, как Андрей Тарковский, но каждый может совершить свое маленькое жертвоприношение как дар духу и телу. Что же касается самого Андрея, то его жертва плодотворна и новые поколения будут неизбежно пользоваться его уроками[220].

И все же тяжесть затянувшейся депрессии преодолеть не удалось. Каждый новый контакт с Москвой усугубляет ее.


Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное