Андрейка

Вот подъехал к ближнему «Боингу» желтый фургон. Его кузов начал подыматься, как лифт. И разгружаться, без людей, в черную дыру «Боинга». Груз в металлических ящиках поворачивался и двигался на длинной платформе сам по себе. Андрейка отлип от стекла только тогда, когда разглядел, что под ящиками крутились железные валики. В разных направлениях. Вся платформа из валиков.

«В ящике, но улечу!» — сказал Андрейка самому себе решительно.

У ближнего самолета мотор был в самом хвосте.

А над мотором, на руле поворота, подпись «Canada» и кленовый листок!

— Трехмоторный. Ди–10. — шепчет Андрейка. — Океан перемахнет?

У кабины летчика надпись «Express of Amsterdam»... — «Конечно, перемахнет!» Но на этот самолет он опоздал, решительно. Красный броневичок оказался толкачем, который начал вытягивать амстердамский самолет из «норы». Отволок его в сторону и отцепился, по-прежнему тревожа Андрейку своим желтым миганием: «Четыреста лет... слышал? Четыреста... »

Из-под потолка провозгласили механически-безразличным голосом, что посадка на самолет в Рим задерживается на тридцать минут.

«Рим?! — мелькнуло у Андрейки. — Конечно, в Рим! Там Мишка из 2-й школы, там все!»

Андрейка, пробегая, читает надписи. «Lisbon». Ни к чему ему португальцы.

«London» — нет!

«Delhi» — тем более!..

Из-под потолка снова оповестили, что началась посадка на рейс №... в Рим.

Андрейка смешивается с многодетной итальянской семьей. К римлянам! К римлянам!.. Проскакивает первый контроль, кидает свой чемодан на просвечивание. Чемодан выплывает с другой стороны будочки. Андрейка успел схватить свои вещи, пока кто—то из охраны двигался к нему. И помчался со всех ног. Разглядел у окна римский самолет. От головы до хвоста разноцветный по диагонали. Красно-белый.

У дверей отрывают длинные билеты. У каждого пассажира отдельно. Андрейка рванулся вперед, показывая пальцами на взрослых, которые спешат следом...

Из жаркого коридорчика, ведущего прямо к Риму, Андрейку вывели, держа за руку. Отпустив, сказали деловито: «Сорри»...

... Снова пугающе огромный и холодный зал ожидания.

За его стеклянной стеной все те же плоские, казалось, приплюснутые машины, похожие на луноходы; снимки луноходов в газете Андрейка когда-то с восторгом показывал бабушке. И эти точь-в-точь...

Рабочий в желтом шлеме и высоких ботинках прыгает возле машины. Тоже почти как на Луне.

Там, на Земле, Андрейка действительно сказал отцу в сердцах: «Без вас проживу... » Но в Москве «без вас проживу» означало сбежать к бабушке. В Риме — к Боре, с которым вместе летел до Вены.

А здесь?!

Неподалеку, на стене, целая колония телефонов–автоматов. Кто-то, с трубкой в руке, смеялся. Звонит, видно, близким людям...

Андрейке стало так страшно, что он остановился и присел в ближайшем кресле. Ноги не держали.

— Луна, — сказал он самому себе. — Луна это, вот что это!

Далекий потолок все еще хрипел под негритянский тамтам. Хрипели что-то совсем другое, но Андрейке слышится прежнее: «Четыреста лет... слышал?.. четыреста лет... слышал?..»

— Ты потерялся, парень? — спросили его миролюбиво.

Андрейка и головы не поднял, сердце его стучало в такт барабанам, которые отбивали ему свое...

Наконец, он поднял глаза. «Ой, бабушка!» Гигант с огромной пряжкой и револьвером на боку.

— Нет! Нет!! — вскричал Андрейка. — Я сам по себе. Мне туда надо. — Он показал в сторону таблички «Rome».

— Вы летите один? Не будете ли вы так любезны показать билет?.. Только билет!

Андрейка вдруг почувствовал, что не понимает ничего, ни слова. А ведь учился в английской школе, считал, что английский ему — на один зубок.

— Билет, пожалуйста... — Гигант повернул обрывок посадочного талона и сказал удивленно:

— Так вы же прилетели!

— Я прилетел не туда! — Андрейка изо всех сил старался не разреветься. Я прилетел не туда! Мне нужно к своим...

Гигант долго молчит, глядя на растерянного скуластого крепыша в новом твидовом костюме и размочаленных кедах. Щеки, губы паренька припухлые, детские. Рыжие веснушки на длинном носище горят, как пожар. А глаза, озабоченные, в тревоге, углубленные в свои, похоже, не детские думы.

Гигант спрашивает, положив руки на свой широкий ремень:

— Есть ли у тебя в Канаде родственники, парень?

Андрейка втиснулся в кресло поглубже и не ответил.

— Так. Что будем делать, господин пассажир?

Андрейка вынимает большой — настоящий мужской носовой платок, вытирает лицо, шею, руки. Долго молчит. Но лицо его красноречиво: «Надо подумать!» — Острый, жгучий стыд за самого себя, за отца сковал его. Как он произнесет эти ужасные слова: его бросили?

Гигант с револьвером на боку ждет терпеливо.

— О чем подумать? — наконец спрашивает он с улыбкой.

Андрейка от стыда, от невозможности сказать прямо: «Меня бросили», — выпаливает:

— На Луну высадили. Без скафандра. И живи... — Андрейка стал багровым. Обида округлила его серые глаза, на которых предательски повисли слезы.

— Ты, парень, из России, — говорит гигант уверенным тоном, — Акцент у тебя русский. Сколько тебе лет?

— А кто вы? — настороженно спрашивает Андрейка.

— Ар си эм пи... Королевская конная полиция...