— При чем тут гангстеры! Злодеи! — Совиные глаза стали осмысленными. — Стреляются главным образом дети из интеллигентных семей. Скажем, в НАСА или в профессорских семьях это просто эпидемия... Почему? Странный вопрос. Бабочка рвется из кокона, подростки — от опеки родителей. А в интеллигентных семьях кокон завернут плотнее. В несколько рядов. Чем сильнее опека, тем решительней протест. Глубже отчаяние... Вы куда уходите? Не хотите спать на матрасе Кэрен? Поменяемся местами. Ложитесь на мой...
— Кто вы? — вырвалось у Андрейки в страхе. — «Сова бесчувственная».
Он ответил нехотя.
— Мое имя Фредди. Отец мой — денежный мешок. Хозяин половины небоскребов в даунтауне. Я вернул ему «крайслер» и ушел сюда... Поймите меня ... как вас зовут? Поймите меня, Эндрю! Я — социальный работник, вокруг меня такая бедность, я не могу ездить в дорогой машине. Решил лето проболтаться здесь, к осени сниму недорого квартиру.
— А–а, вы изучаете жизнь, — с горечью произнес Андрейка. — Тогда, конечно, вам все равно, — продолжил уж про себя: — «На каком матраце спать. Лишь бы чистый...»
— Он отвернулся от «исследователя» Фредди, изо всех сил стараясь не разреветься и не понимая, совершенно не понимая, почему Барри о судьбе Кэрен даже не заикнулся.
Почему-то вспомнились стихи Барри, которые он читал в кемпе:
Мои родители любят друг друга
По-канадски,
холодновато...
Нет, на самом деле все не так... Луна! Здесь главное — не выказать своих чувств: «Чувствуй что угодно, но — улыбайся. Smile... Нет, он бы, Андрейка, так не смог. Ни за что не смог! — Он повернулся на другой бок, оказался лицом к лицу с хилым прыщавым парнем с серьгой в ухе.
— Простите, господин Серьга, вы тоже исследователь? — спросил Андрейка, решив, что от исследователей надо «рвать когти» немедля. Эти опаснее, чем «хеви металл».
— Нет, — уныло ответил Серьга. — Мой отец уперся, как баран. Загоняет меня в компьютерный бизнес. Я проучился в университете два года. Меня рвет от компьютеров... Я хочу заниматься скандинавскими сагами. Сейчас мне никто не мешает.
Тут ввалились в квартиру, сорвав на дверях внутренний крючок, какие-то разбойного вида ребята с ящиками пива в руках. Запахло сивухой, сладким дурманом марихуаны, потом.
— А ну, все отсюда! — гаркнул малый лет двадцати пяти, с прилепленной к нижней губе сигаретой. — Бы–стро!
— Социализм явился, — буркнул исследователь Фредди, выскальзывая из комнаты...
Андрейка пытался вышмыгнуть вместе со всеми, но малый с сигаретой пробасил добродушно:
— А ты, малыш, оставайся! Я тебя знаю...
Андрейка нехотя вернулся к своему матрасу, лег на него и закрыл глаза. Затем выковырнул из матраса кусочек ваты и заткнул уши.
«Кэрен... Кэрен... Почему добрые уходят раньше других?» — Он накрылся одеялом с головой и заплакал беззвучно.
Вокруг расположилась какая-то шпана, играли в карты, пили, матерились, но Андрейку не трогали, поскольку «его знали».
— Вы социалисты? — осторожно поинтересовался Андрейка. — Вас так называют...
Парень с окурком, прилипшим к губе, усмехнулся.
— Окончили школу, а работы нет как нет. Умирать? Ты слыхал такое имя (он назвал имя)? Социалист. Новый глава провинции Онтарио. Мы у него вышибли велфер. Для таких, как я. Что тут началось?! Социализм! Как только мальчишки в других провинциях услыхали об этом, тут же двинулись в наше Онтарио, где платят ни за что. Теперь мы вроде канадских животных. Дикий мир на подкормке... У тебя есть что жевать? Могу подкинуть.
Андрей ответил со спокойным достоинством, что не нуждается.
Денег у него осталось месяца на два. В отеле хорошо платили. В тюрьме вернули все до копейки. К тому же веселый толстяк Джо дал ему на прощанье две золотых цепочки и триста долларов. Триста! Целое состояние!..
... Андрейке исполнилось шестнадцать в середине октября, долгожданный «длинный weekend», которого все ждут в Канаде, как торжества.
Когда до «длинного weekend» осталась неделя, Андрейка начал ставить пометки. На кухне, где штукатурка отвалилась, и темнели кирпичи. День прошел, красный кирпичина перекрещен с угла до угла. Второй, еще один...
Через три–четыре дня нечесаные соседи Андрейки зашептались. У этого парня что-то на уме. Он придумал, как взять деньги! Крестов становилось больше — спор разгорался жарче.
— Подкоп под банк?.. Нет, он торчит тут безвылазно. Хочет взорвать «Бринк»? «Я знаю, — воскликнул, пыхнув цыгаркой, малый, лет двадцати пяти, разрешивший Андрейке остаться в их избранном обществе. — «Бринк» после взрыва все время чихает. Не иначе, мальчишка выяснил у механиков, когда «Бринк» отгонят на ремонт и всю дневную выручку повезут в простом автобусе. Тут-то он возьмет все. Без стрельбы. С игрушечным пистолетом... В Штатах такой случай недавно был. А мальчишка читает газеты...
... Уход Андрейки «на дело» оказался сенсацией. Может быть, самой большой сенсацией в забытом Богом «музыкальном ящике».
Вбежал парень с рассеченной губой и бутылками «краски» в обеих руках и проорал на весь этаж слова, которые его дружки не могли сразу постичь. Тогда он прокричал каждое слово отдельно:
— Он!.. пошел!.. в школу!