Андрейка

Больше никто высказываться не собирался, и офицер конной полиции сказал, не повышая тона:

— Мистер Эндрю! Пока идет следствие, мы по-прежнему должны быть уверены, что вы не покинете Торонто.

— А я и не собираюсь покидать город! Нужно где-то расписаться? — Андрейка вскочил со стула.

— Не надо расписываться, но если вы отлучитесь из Торонто, дайте нам знать...

Молчание становилось тяжелым, его прервал хриплый голос мистера Дагласа:

— Не требуется на этот случай подписи совершеннолетнего? — Полицейские заулыбались. — Я мог бы свою подпись...

— Благодарю вас! Достаточно слова Эндрю! — сказал следователь, вставая. Полицейские вышли один за другим. Двое из них несли большой картонный ящик.

За ними, оглядевшись и видя, что его никто не задерживает, вышмыгнул Андрейка.

Мисс Гертруда подождала, когда за последним закроется дверь, и продолжала запальчиво:

— Вы были чемпионом баскетбола, мистер Даглас, вам рукоплескала Америка. Но ни вашей известности... на спортивных стадионах, ни диплома учителя истории недостаточно, чтобы так самоуверенно руководить школой, где три тысячи учеников. Две трети из них — цветные, русские и прочие подобные... Армия, порождающая хаос... Мы явно с ними не справляемся. Мы вместе работать не можем, мистер Даглас, вы это понимаете? И лучше вам на следующий год перейти в другую школу...

Мистер Даглас неторопливо достал платок, вытер лысину и, когда мисс Гертруда Орр стала уж свекольно–красной, сказал, что он не собирается уходить из школы, в которой проработал всю жизнь.

— Я здесь восемнадцать лет, мисс, а вы — два, и через год–полтора вы уйдете на повышение. Или еще куда... Вам трудно со мной работать? Это ваша проблема. За последние пять лет в школе сменилось пять директоров или их заместителей. Директора приходят — уходят, а я на своем месте.

... Андрейка поплелся в библиотеку. Куда еще пойдешь в таком настроении? Открыл учебник физики. Не идет. Поглядел на полку, которая называлась «Русская библиотечка». На ней стояли несколько недавно купленных книг с большими синими наклейками и печатями: «Made in USSR». Схватил в охапку все книги на русском и уткнулся в них: уйти, быстрее уйти от всего, что стряслось сегодня и что неизвестно чем кончится!

За окнами было темно, когда его попросили уйти. Библиотека закрывается.

Остановился на лестничной площадке у окна в раздумье, встревоженный. Быстро прошел вниз мистер Даглас с каким-то парнем в кожанке и рваных джинсах, который говорил, что он уже год бросил заниматься этим делом. «Завязал».

— Там это вы и повторите, — прохрипел, не оборачиваясь, мистер Даглас...

Андрейка вспомнил свой первый приход к канцлеру Дагласу, смотрел вслед уходившим неотрывно, словно он был в чем-то виноват...

Тут на него и налетел Уинстон Хайкин, спешивший домой. Спросил по-русски (вокруг ни души):

— Ты чего словно рехнулся? Глаза безумные, губы движутся, шепчут. Точно рехнулся!..

Андрейка поглядел на него и улыбнулся.

— Слушайте, Уинстон, я... я открыл Лермонтова!

— Что?!

— Для себя открыл, понимаете? Для самого себя!

— Вы что, не проходили в школе «Белеет парус одинокий» и прр... и дрр?..

— Все проходили! А сегодня читаю, и все звучит иначе. Слушай, Черчилль... — И стал декламировать, задыхаясь от собственной искренности.

Гляжу на будущность с боязнью,

Гляжу на прошлое с тоской.

И, как преступник перед казнью,

Ищу кругом души родной...

Они двинулись вниз, к выходу. Андрейка продекламировал взахлеб «Прощай, немытая Россия» и рассказал Уинстону, что последнюю строку, оказывается, подделали.

— Даю руку на отсечение, подделали! Или отыскали черновой вариант, угодный власти... Мы учили в школе по старому изданию «И ты, послушный им народ». А в массовом издании 57-го года что? «И ты, им преданный народ... »

Не дослушав Андрейку, Уинстон кинулся к двери, бросив на бегу:

— Я ж говорил, ты пушкинсон! — У дверей обернулся. — Тут своих пушкинсонов, как песка морского. Тарелки моют...

8. На озере Каша

На другой день, в жизни случаются и не такие совпадения, полиция нагрянула в школу и арестовала всех воров, которые обчистили школьные кабинеты. Всех до одного взяли. Пять цветных с Ямайки провели в наручниках к полицейским машинам и увезли.

Андрейка не видел, как их вели, и вообще не придал этому никакого значения, и очень удивился, когда в коридоре школы его догнал учитель математики Майкл Робинсон и сказал, чтоб он не выходил из школы. Ни в коем случае. «Вместе поедем!»

За окном сгустились сумерки, но все же была видна при свете дальних фонарей группа взрослых парней «цвета ночи», как называла цветных Лизетт; они топтались, поджидая кого-то... У одного из них была бейсбольная бита.

К ним направился учитель математики. Он говорил с ними четверть часа, не меньше, затем вернулся и сказал, вздохнув облегченно:

— Убедил, кажется...

— В чем? Что случилось?!