Мальчик радостно вздохнул,
Жадно руки протянул,
Но внезапно все пропало —
Косынзяна, Фэт-Фрумос,
Миорица и Пэкала,
Вороха цветущих роз
И толпа гостей нарядных.
Вместо них — нагой утес,
Небо в тучах непроглядных,
Низкое, как свод тюрьмы;
Резкий ветер что есть силы
Гнет безлистый куст унылый,
А вокруг, средь полутьмы,
Обнаженные холмы,
Словно древние могилы.
Вскрикнул бедный пастушок
И проснулся…
Там, у ног,
Змеи выставили жала,
Бездна грозная зияла,
А за ней гора стояла,
Из каменьев сложена,
И о помощи она
Андриеша умоляла,
Глухо плакала, стонала…
Перед пропастью бездонной
Замер пастушок смущенный;
Что придумать — непонятно,
Не вернуться же обратно!
Но летающий ковер
Сам затеял разговор,
Распрямясь пред Андриешем:
— Вижу, ты попал в беду
И шагать не можешь пешим
По змеиному гнезду.
Выход я тебе найду.
На меня садись, пастух,
Мы вспорхнем с тобой, как пух,
Я тебя перенесу
Через пропасть на весу!
И они на самом деле
Бездну вмиг перелетели.
Заколдованный ковер
Опустился между гор
И сказал — Не в силах дале
Я лететь сквозь облака.
Крылышки мои устали
И не держат седока,
Изнемог я в душной мгле,
Воздух тянет вниз, к земле!
И побрел пастух усталый
На ребристый горный склон,
Под его ногами скалы
Издавали тихий стон,
Умоляя мальчугана:
— Мы раздеты догола,
Наши бедные тела
Где ни тронь — сплошная рана.
Здесь ведь каждая скала
Прежде витязем была;
Вихря, злобного тирана,
Властелина Царства Тьмы,
Низложить хотели мы,
Но колдун, проклятый бес,
В скалы превратил героев,
Гору из камней построил
Высотою до небес.
И теперь мы стонем, плачем,
Услыхав твои шаги.
Будь же нашим братом младшим,
Не топчи нас, помоги!..
И сочувствием горячим
Мальчик скалам отвечал,
Он им помощь обещал
И походкой торопливой
Осторожно между скал
В Черный Дол спускаться стал…
Перед ним поток бурливый
Необъятной ширины.
Из-за пены белогривой
Берега едва видны.
Как пройти через поток?
Дунул мальчик на Восток,
И в одно мгновенье ока
С лучезарного Востока
К Андриешу прилетел
Юный ветер Войошел.
Прилетел, но еле дышит,
Крыльями едва колышет,
Тихо шепчет:
— Я больной,
Сам не знаю, что со мной.
В этих облаках унылых
Я нести тебя не в силах.
Балтарец примчался грозный
И умелою рукой
Начал строить мост морозный
Над стремительной рекой.
Покорившись мудрой силе,
Улеглось кипенье вод,
Волны пенные застыли,
Превратясь в прозрачный лед —
Открывая путь вперед.
Балтарец, могучий брат,
Хоть и был холодноват,
На прощание сурово
Вымолвил такое слово:
«Этот горный кряж огромен,
Ты до черных до хоромин
Скоро должен добрести,
Но, пастух, учти, в пути
Ждут тебя еще преграды.
Впереди лежит, бурлив,
Ледяной морской залив.
Там ревущие громады
Стервенеющих валов
Страшный приняли улов:
Столько растворили соли,
Что вовек не смогут боле
Ни застыть, ни замереть,
Будь же осторожен впредь —
Даже и на зло врагу
Я волну того залива,
Что безумна и гульлива,
Заморозить не могу!
Как пройти его, малыш?
Ты уж сам сообразишь!
Там живет всегда один
Сфармэ-Пятра, исполин,
Он стоит на берегу,
Изогнувшемся в дугу,
Непомерным жаром пышет,
Через ноздри шумно дышит,
Он рассорился с людьми.
Горстку холода возьми —
От меня гостинец малый:
Пригодится ведь, пожалуй».
И пастух пошел вперед
По стеклу замерзших вод,
Вдоль поверхности зеркальной,
По мосту из хрусталя.
Перед ним лежит земля,
Край бесплодный и печальный,
Где цветы без лепестков,
Стебли бурых трав сожженных
Разостлались меж кустов
И деревьев обнаженных.
И, вселяя в душу страх,
Порасселось на буграх
Коршунье, задравши к тучам
Клювы, что подобны крючьям.
В тучах пробуравив лаз,
Из-за дымных гор несмело
Выглянул бродячий глаз
Кэпкэуна — и тотчас
Над равниной свет погас,
Небо сразу почернело,
Воцарилась тьма и тишь,
Ничего не разглядишь!..
Но тогда чабан спокойный
Вынул флуер из мешка,
И возникли звуки дойны
Под руками пастушка.
Дойна крепла без предела,
С каждой трелью все звончей,
И на песню прилетела
В блеске радостных лучей
Дона — к молодому другу,
Солнцем озарив округу.
И, увидев этот свет,
Мальчик двинулся вперед.
Ведь пути другого нет,
Если мужество зовет!
Вид кругом — мороз по коже.
Вдоль кремнистых бездорожий
Поспешает пастушок:
Здесь ни тропок, ни дорог,
Только сморщенные кряжи,
Небеса, чернее сажи,
Холод, ветер ледяной —
И травинки ни одной,
Только снег да грубый щебень,
Да щербатый скальный гребень.
Лишь на самых дальних склонах,
Скудно светом озаренных,—
Видно: из-под низких туч
Ручейки сбегают с круч,
В миг, неведомо какой,
Вдруг становятся рекой
И цепочкой водопадов
Отметавшись и отпрядав,
Выйдя на простор долины,
В путь уходят — плавный, длинный.
Там зеленые леса,
Голубая полоса
Речки, ивы — слева, справа,—
Мчатся бревна лесосплава,
Может, зренье не в порядке?
Что за речки, что за кряж?
Впрочем, это все — мираж.
А с мир
Лишь приблизишься — беда,
Все исчезнет без следа.
Андриеш подходит ближе —
Все исчезло: всюду там
Скопище бугров и ям,
Топкой грязи, смрадной жижи, —
Ни реки, ни струйки даже —
Уж какие тут пейзажи!
Знать, из парня выйдет толк!
Ведь его любовь и долг
Заставляют к цели, к свету
Топать сквозь трущобу эту!
Ох и тропы! Ох и схватки!
Этот путь — такой несладкий, —
Утомительный, некраткий
И до крайности негладкий —
Должен он к концу прийти!
…Не видать конца пути —
Хоть увидеть бы не худо.
Все же не видать покуда.