Андроиды Круглого Стола

— А разве ты обрел самостоятельность? — спросил Мерлин. У него была местечковая привычка отвечать вопросом на вопрос. — Никто не самостоятелен. Но они учатся. Стараются соответствовать твоим запросам. Твоим подсознательным ожиданиям. Они же любят тебя.

— Это значит, что Гвиневера полюбит Ланселота? — спросил я неожиданно для себя.

— А ты ее любишь? — спросил он, в свою очередь. — Гвиневеру.

— Нет. Как можно любить андроида? О присутствующих не говорят, прости, Мерлин.

— Ничего. Если не любишь, то какая тебе разница?

— Ты не подумай. К тебе я привязан.

— Естественно, — сказал он, — ведь у тебя не было отца. Да и если бы он был… Ведь он все равно был бы человеком.

Психокорректор. Аналитик, конечно, научный консультант, практикующий врач — ведь могу же я, в конце концов, сломать ногу? — но, в первую очередь, психокорректор. Таких, как я, всегда снабжают такими, как он. После той истории с семью гномами.

Нечто среднее между исповедником, отпускающим грехи, и доктором Фрейдом, трактующим любой чих как сублимацию эдипова комплекса.

— Ты ведь всегда неуютно себя чувствовал с природными людьми, правда?

— Мне и с этими неуютно. Они слишком совершенны.

— Полюби их.

— Что?

— Они любят тебя. Полюби их.

— Они любят меня потому, что это часть их программы.

— Дети любят родителей тоже потому, что это часть их программы. Персиваль восхищается тобой.

— Он восхищается не мной. Он восхищается королем Артуром. Он аккуратно расправил рукава мантии.

— А ты, Големба, думаешь, тот, настоящий король Артур действительно был таким уж совершенством? Ты думаешь, рыцари без ума были от чужого старого мужика? Они любили не его, а то блистательное воплощение божественного духа, которое им любить было легко и просто. А настоящий Артур… Думаешь, почему Гвиневера увлеклась Ланселотом?

— Но тогда…

— Стань для них Артуром. До конца.

— Но тогда я стану совсем психом.

— Ну и что? Кому до этого дело? На этой планете, кроме тебя, нет ни единого природного человека. Потом… какая разница? Тебе же известно, что в конце концов происходит со всеми сисадминами?

— Ну… они доживают свой век в очень комфортабельных психушках. Если повезет.

— Да. Наполеоны, капитаны Немо, Гэндальфы, Люки Скайуокеры… В окружении санитаров-андроидов, которые подыгрывают им, как могут. Так какая разница?

— Мерлин, — сказал я, — ты говоришь то, что я сам хочу услышать.

Он не ответил. Молча сидел в своем кресле среди упакованных образцов, тестеров, мониторов и магических кристаллов. В углах скопились тени.

— Думай сам, — сказал он наконец, — решай сам. Ты же природный человек. Но помни — они тебя любят.

Я повернулся и направился к выходу. В животе бурчало, почему-то чесались глаза.

У двери я вновь обернулся.

— У драконов правда кладку стережет самец?

— Понятия не имею, — сказал он. — Не знал, что тут вообще водятся драконы.

* * *

Сервы задули в серебряные трубы, и пламя взметнулось в камине.

— Сэр Ланселот, — объявил сэр Кей и пристукнул древком копья по каменным плитам.

В узкие стрельчатые окна били солнечные лучи, и на полу расцветали крохотные радуги.

— Наконец-то, — прошептала Гвиневера.

Она сидела, выпрямившись, стиснув тонкими пальцами подлокотники высокого кресла. Лицо ее, и шея, и грудь вплоть до низкого выреза платья заливались алым румянцем. Не может быть, им не дано краснеть. Игра света.

Сэр Ланселот вошел в каминный зал, и эхо его шагов разбивалось о своды и осыпалось вниз, точно осколки зеркал.

Рыцари, вытянув шеи и перешептываясь, напряженно вглядывались в него. Ибо это был сэр Ланселот, а он всегда умел удивить собрание диковинными трофеями.

— Король Артур…

Глаза его сверкали, словно осколки льда на смуглом лице. Он не был красив, но был прекрасен.

— Мы рады видеть тебя, сэр Ланселот, — приветливо сказал я. Какого черта он так задержался? — Должно быть, тебя постигло необыкновенное приключение?

— Это и впрямь было нечто удивительное, — сказал Ланселот, склонившись передо мной на колено и прижимая к груди шлем с белым плюмажем, — позволь мне…

— Встань, мой друг, — сказал я, — и поведай обо всем.

Они могут часами пребывать в самых неудобных позах. Но я, король Артур, не мог ведь позволить, чтобы мой первый рыцарь стоял предо мною на коленях!

— … и я попал в земли, которые по праву зовутся бесплодными. Там ничего не произрастает, и даже то, что я принял поначалу издалека за воду, оказалось выбоиной в земле, до краев наполненной солью. Ночами там свистит над равниной ветер и гонит впереди себя клочья тумана. И странствуя так, я полагал, что поблизости нет ни единой живой души, но вдруг увидел во мраке крохотный огонек, и направил туда коня, и…

Наверное, он был очень расстроен тем, что ему нечем удивить своего короля, подумал я. Погоди, что он там такое несет?

— … и увидел перед собой замок, и ворота его распахнулись как бы сами собой, и я вошел…

Сбой программы?

Гвиневера, по-прежнему вцепившись пальцами в подлокотники кресла, наклонилась вперед, губы полуоткрыты, словно она пила из ключа его вдохновения.

Остальные тихо перешептывались, их шепот мягко касался моего лица, словно вспугнутые летучие мыши.