Император. Уберите это прочь. Я укротил зверя.
Ферровий
Капитан. Каждый человек чего-нибудь страшится, Ферровий.
Император. А как теперь насчет преторианской гвардии?
Ферровий. В юности я поклонялся Марсу, богу войны. Я отвернулся от него, чтобы служить христианскому богу, но сегодня христианский бог покинул меня; Марс оказался сильнее и вернул себе то, что ему причиталось. Время христианского бога еще не пришло. Оно придет, когда и Марс, и я превратимся в прах. Я же должен служить тем богам, которые есть, а не тому, который будет. Я согласен вступить в преторианскую гвардию, кесарь.
Император. Умные слова приятно слышать. Все рассудительные люди согласны в том, что равно неразумно быть слепо приверженным старому и очертя голову кидаться на новое; надо использовать наивыгоднейшим образом заветы и того и другого.
Капитан. А что вы, Лавиния, скажете на это? Вы будете благоразумны?
Лавиния
Капитан. Вы разрешите мне время от времени вас навещать и вести с вами споры?
Лавиния. Да, красавчик капитан.
Император. Друзья мои, хотя я, как вы видите, и не боюсь этого льва, его присутствие держит нас в напряжении, ведь никто не может с уверенностью сказать, что ему вздумается сделать в следующую минуту.
Смотритель зверинца. Кесарь, отдайте колдуна-грека нам в зверинец. У него есть подход к диким зверям.
Андрокл
Император. Я отдаю этого человека в рабы первому, кто дотронется до него.
Император. Ты видишь, Андрокл, как мы, римляне, великодушны. Мы отпускаем тебя с миром.
Андрокл. Благодарю, ваша милость. Благодарю вас всех, леди и джентльмены. Томми, Томми. Пока мы вместе, тебе не грозит клетка, а мне — рабство.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
В этой пьесе я показал один из случаев преследования ранних христиан не как конфликт между истинной теологической доктриной и ложной, а как пример того, чем по своей сути являются такие преследования: попыткой пресечь пропаганду учения, угрожающего установленному «законному» порядку вещей, операцией, подготовленной и проверенной во имя бога и справедливости политиканами, которые являются типичными соглашателями-собственниками. Все те, в ком горит свет, кто своим внутренним взором провидит в будущем лучший мир, чей дух стремится к более возвышенной и полной жизни для всех, а не для себя за счет других, естественно, внушают страх, а потому и ненависть соглашателям-собственникам, у которых всегда есть наготове против них два верных оружия. Первое — это остракизм, травля, гонения, порожденные тем стадным инстинктом, который заставляет людей с отвращением и ненавистью смотреть на любой отход от общепринятых норм и путем самым жестоких наказаний и самой дикой клеветы принуждать всех, кто отклоняется с проторенного пути, не только вести себя так же, как все остальные, но и во всеуслышание заявлять об этом; надо лишь спровоцировать толпу на эти гонения, организовать ее и вооружить. Второе — повести стадо на войну. Захлестнутые волной собственной воинственности, слепые и глухие ко всему, кроме собственного страха, они немедленно и неминуемо забывают обо всем, даже о завоеванных тяжким трудом и столь дорогих для них гражданских свободах, даже о своих личных интересах.