Андрокл и лев

Послушайте, капитан, вы пробовали когда-нибудь взять в руки мышь? Некогда у нас в доме был прелестный мышонок, он играл у меня на столе, в то время как я читала. Мне хотелось погладить его, и иногда он забирался между книг и не смог бы убежать, если бы я протянула руку. И я не раз протягивала руку, но рука сама отдергивалась назад. В душе я не боялась мышонка, но рука отказывалась коснуться его, для руки это было противоестественно. Так вот, капитан, если бы я взяла щепотку фимиама и протянула руку к жертвенному огню, рука сама отдернулась бы прочь. Тело осталось бы верным моему богу, даже если бы вы растлили мне душу. Но все равно даже в Диану я веровала бы намного сильнее, чем мои гонители когда бы то ни было хоть во что-то. Вы можете это понять?

Капитан (просто). Да, я понимаю. Но моя рука не отдернулась бы. Рука, держащая меч, приучена ничего не бояться. Она кладет меч в ножны только после победы.

Лавиния. Ничего не бояться? Даже смерти?

Капитан. Меньше всего смерти.

Лавиния. Значит, я тоже не должна бояться смерти. Женщина должна быть более храброй, чем солдат.

Капитан. Более гордой, вы хотите сказать.

Лавиния (удивленно). Гордой! Вы называете наше мужество гордостью?

Капитан. Мужества не существует, есть только гордость. Вы, христиане, самые большие гордецы на свете.

Лавиния (задетая). Тогда молю бога, чтобы моя гордость не превратилась в ложную гордость. (Отворачивается, словно хочет прекратить разговор, но смягчается и говорит с улыбкой.) Спасибо за то, что вы пытаетесь меня спасти.

Капитан. Я знал, что это бесполезно, но иногда делаешь попытку, хоть и знаешь, что она обречена.

Лавиния. Значит, что-то шевелится даже в железной груди римского солдата?

Капитан. Скоро я снова буду крепче железа. Я не раз видел, как умирают женщины, и забывал про них через неделю.

Лавиния. Помните обо мне две, красавчик капитан. Возможно, я буду глядеть на вас сверху.

Капитан. С неба? Не обманывайте себя, Лавиния. Вас ничто не ждет за могилой.

Лавиния. Какое это имеет значение? Неужели вы думаете, что я просто бегу от ужасов земной жизни на уютные небеса? Даже если бы меня ничто там не ждало или ждали вечные муки, я бы поступила точно так же. Надо мной десница божия.

Капитан. Что ж, в конечном счете, мы оба — патриции, Лавиния, и должны умереть за то, во что мы верим. Прощайте.

Протягивает ей руку, Лавиния пожимает ее. Он удаляется, спокойный, подтянутый. Она следит за ним взглядом, пока он не исчезает под восточной аркой, и безмолвно плачет.

С западной дороги доносится звук трубы.

Центурион(просыпаясь и вставая со скамьи). Конвой десятого легиона с пленниками. Четверо за мной!

Направляется к западной арке, за ним четыре солдата по двое.

С западной стороны на площадь выходят Лентулий и Метеллий в сопровождении нескольких слуг. Оба они молодые придворные, одетые по последнему слову моды. Лентулий — стройный, белокурый, женоподобный. Метеллий — крепкого сложения, мужественный, смуглый молчаливый.

Лентулий. Христиане, клянусь Юпитером. Давай их подразним.

Метеллий. Жуткие скоты. Если бы ты знал о них столько, сколько я, ты бы не захотел с ними связываться. Предоставь их львам.

Лентулий (указывая на Лавинию, которая все еще смотрит под арку вслед капитану). А у этой недурственная фигурка. (Проходит мимо нее, стараясь поймать ее взгляд, но Лавиния поглощена своими мыслями и не замечает его.) Если тебя поцелуют в одну щеку, ты подставляешь другую?

Лавиния (вздрагивает). Что?

Лентулий. Когда тебя поцелуют в одну щеку, ты подставляешь другую, прелестная христианка?

Лавиния. Не будьте дураком. (Метеллию, стоящему справа от нее, так что она оказывается между ними.) Пожалуйста, не позволяйте своему другу вести себя по-хамски на глазах у солдат. Как они могут уважать патрициев и подчиняться им, если те ведут себя, как уличные мальчишки? (Резко Лентулию.) Подтянитесь, юноша. Поднимите голову. Не распускайте губы. И обращайтесь ко мне уважительно. За кого вы меня принимаете?