Андропов

12 ноября 1982 года начался отсчет «эры Андропова» в Кремле. Впоследствии, возможно, будут говорить о первой, третьей, пятой и т. д. годовщине его правления. Но уже в свой первый день у власти Андропов вел себя с большим тактом опытного и искусного государственного деятеля и производил впечатление человека сильного и рассудительного. В Москве была разработана сложная процедура похорон — с грандиозными почестями, с яркой процессией генералов, с солдатами, застывшими у лафета с гробом Брежнева, с батальонами различных родов войск, гусиным шагом проходящими мимо мавзолея. Оркестр играл марш Шопена. Все было респектабельно, солидно, чинно, как… на параде.

Вечером в великолепном Георгиевском зале Андропов принимал гостей — глав государств, премьер-министров, принцев. Он сдержанно, без особой теплоты, приветствовал посланников коммунистических стран Восточной Европы, прохладно обменялся несколькими фразами с Бабраком Кармалем, наспех — с Фиделем Кастро и, задержавшись возле министра иностранных дел Китая Хуанг-Хуо, приветливо пожал ему руку и радушно побеседовал с ним несколько минут. Он сердечно встретил Индиру Ганди, с достоинством приветствовал делегацию США. Обращала на себя внимание самоуверенность нового Генсека и его умение владеть собой. Назавтра и еще спустя несколько дней Андропов принял вице-президента США Д. Буша — разговор шел об Афганистане, о правах человека, о переговорах в Женеве. Андропов внимательно слушал, не снисходя до дискуссий, давая возможность американцам оценить его и сам приценивался к ним. Он встретился с китайским министром — разговор шел о нормализации отношений между двумя странами, пригласил для беседы правителя Пакистана Мухамеда Зиа и выразил осторожный оптимизм в вопросе улучшения отношений между двумя государствами.

Завязка спектакля, поставленного Андроповым с эффектной сменой политических декораций и тонкими психологическими мизансценами, спектакля, первое действие которого было разыграно на Красной площади, а второе — на подмостках Кремля, так заинтриговала западных комментаторов, что они начали поспешно запускать в международное обращение неожиданные и рискованные предположения о личности нового советского лидера. Многие выражали надежду, что с ним можно будет договориться о новом политическом курсе России, что эпоха стагнации заканчивается, что грядут реформы, что в отношениях с Западом Андропов проявит гибкость и стремление к миру. Система рассуждений была приблизительно такова: у советского руководителя хорошие манеры, следовательно — он не догматик; он говорит по-английски, значит — понимает Запад; он интеллигентный человек, стало быть — либерал. Вот краткий список скороспелых надежд, прямо следующих из этой схемы: возможное соглашение о советско-китайской границе (не случайно же Андропов был подчеркнуто внимателен к китайскому министру); быстрое и благополучное разрешение афганского кризиса (как иначе объяснить встречу с президентом Пакистана?); и наконец — долгожданная оттепель в советско-американских отношениях (он же воспитанный человек и не может не оценить добрую волю Рейгана, отрядившего в Москву столь представительную делегацию). Андропов и в самом деле усердствовал, и его игра (в лучших реалистических традициях системы Станиславского) убеждала всех в его доброй воле, в поисках нестандартного подхода к мировым проблемам, создавала впечатление, что с ним можно договориться, что он и только он в советском руководстве открыт для смелых идей и решений. А чтобы не оставалось сомнений, в Москве был параллельно срежиссирован еще один акт спектакля — «Андроповский иллюзион, ноябрь 1982 года». Главный герой был тот же, во второстепенных ролях выступили Корниенко и Арбатов.

На следующий день после «доброжелательной», «искренней» и «откровенной» беседы Андропова с Бушем первый заместитель министра иностранных дел СССР Корниенко неожиданно выступил на обеде в честь американских бизнесменов, приехавших в Москву, с острой критикой политики США. Он иронизировал над вашингтонской администрацией, которая отвергает советские предложения, «не читая их», осуждал санкции в торговле, отвергал отказ от ратификации СОЛТ-2, высмеивал американские социальные порядки: «Что лучше — иметь демократию, где все работают, или такую, где 10 % безработных?» Ему вторил Арбатов, советник, доставшийся новому Генсеку по наследству от Брежнева, — он назвал заботу американского правительства о правах человека «лицемерной», обвинил США в расизме, сославшись на уничтожение индейцев, и заключил угрожающе: «Мы не платим изменением нашего общества за отказ от санкций!» /47/.