Читаем Андропов(Политические дилеммы и борьба за власть) полностью

Интересы друзей и врагов Андропова на этом Пленуме совпали: они решили, пока возможно, не давать ему в руки всю полноту власти. Для этого они противопоставили его честолюбивым устремлениям хитрое устремление советского режима, которое на партийном жаргоне Политбюро называется «коллективным руководством». Изобретение это заставляет любого советского руководителя перед выходом его на орбиту «диктаторства» некоторое время поплясать в невесомости раздираемого противоречиями Политбюро, где недруги Генсека по любому обсуждаемому вопросу всегда — «против», а сторонники иногда, но не всегда — «за», и где решается роковой вопрос: кому из членов Политбюро — быть, а кому — не быть.

Политбюро, предшествовавшее ноябрьскому Пленуму ЦК, утвердило предложение Андропова о переводе из кандидатов в члены Политбюро генерала Алиева. Это был как раз такой случай, когда соратники Андропова согласились поддержать Генсека, ибо понимали, что без секретаря из Азербайджана, его опыта и знаний, Андропов не сможет приступить к программе социального переустройства, определяемой им как «укрепление социалистической законности», но больше всего известной как «алиевские реформы». Алиеву удалось провести в Баку почти полную кагебизацию управления, а затем его опыт был успешно апробирован в Грузии (целиком) и в республиках Прибалтики (частично). Правитель Азербайджана не пытался, конечно, изменить годами отлаженную государственную систему произвола, да и не мог бы помыслить об этом, даже если бы и хотел, — над ним стояла Москва. Не ломая партийную машину, он стал заполнять все ее звенья, от ЦК до райкома, молодыми образованными сотрудниками КГБ, приученными свято выполнять инструкции. Личный произвол множества мелких местных деспотов он заменил организованным государственным произволом центральной власти. Алиеву удалось приостановить прогрессирующий развал азербайджанской экономики, и в Москву пошли отчеты о выполнении планов развития промышленности и поставок государству сельскохозяйственной продукции.

Андропов надеялся использовать алиевские методы, чтобы придать ускорение забуксовавшей советской экономике. Ожидания Андропова разделялись членами Политбюро, в том числе и его оппонентами из лагеря Черненко, ибо еще Брежнев готовился использовать «опыт» Алиева в столице, но не решился или не успел.

Членов Политбюро, однако, смущал и пугал тандем двух генералов КГБ в партийном аппарате: они дали согласие на избрание Алиева членом Политбюро, но отказались перевести его в Секретариат ЦК на место Кириленко, как, по-видимому, надеялся Андропов. Алиеву предложили пост заместителя Председателя Совета Министров. Это все, что удалось «выжать» Андропову из Политбюро. Он же предназначал Алиева на иную роль, более ответственную и важную: он хотел сделать его главным полицмейстером страны, способным использовать и КГБ, и МВД как инструмент репрессий для опоры нового режима; для этого необходимо было возвести его в ранг второго секретаря ЦК. Конечно, с введением Алиева в правительство позиции Генсека укреплялись и усиливались: премьер Тихонов оказался под наблюдением и контролем человека, на которого Андропов мог полагаться. Но укрепились недостаточно — из-за нерусского происхождения Алиева.

Первый заместитель премьера обладает значительными возможностями в стране: он курирует государственный аппарат; частично промышленность — а иногда и сельское хозяйство. При этом реальная сфера его влияния шире официальных прав, принадлежащих занимаемой им должности. Он — возможный и даже вероятный кандидат в премьеры: из первых заместителей Председателями Совета Министров стали Косыгин и Тихонов.

Но Алиев заведомо не мог рассчитывать на это. Ибо в СССР после Сталина решено было не выдвигать нацменов к руководству страной — ни на пост Генсека, ни на пост премьера: партократия учла печальный — прежде всего, для себя — опыт правления явившегося с Кавказа «отца народов». Поэтому для Алиева новое назначение становилось, в известной мере, «дорогой в никуда»: не обладая ни опытом планирования, ни знанием структуры и организации экономики, Алиев превращался в верховного надзирателя над деятельностью правительственного, но никак не партийного аппарата. Назначение это, к тому же, не снимало с повестки дня вопроса о том, кто в партийном аппарате будет курировать индустрию. Оставлять ее под опекой Черненко, в дополнение к контролю над кадрами, было нельзя; в этом Андропов и его соратники были единодушны. И Политбюро удовлетворяет предложение Андропова об утверждении Николая Рыжкова (53 года). Секретарем по промышленности. В аппарат ЦК вводился, таким образом, по настоянию Генсека, профессиональный технократ (Рыжков с 1979–1982 г. был заместителем Председателя Госплана) без элементарного опыта партийной работы, а следовательно, не имевший связей в партократической среде и тем удобный для Андропова.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука
1941. Победный парад Гитлера
1941. Победный парад Гитлера

В августе 1941 года Гитлер вместе с Муссолини прилетел на Восточный фронт, чтобы лично принять победный парад Вермахта и его итальянских союзников – настолько высоко фюрер оценивал их успех на Украине, в районе Умани.У нас эта трагедия фактически предана забвению. Об этом разгроме молчали его главные виновники – Жуков, Буденный, Василевский, Баграмян. Это побоище стало прологом Киевской катастрофы. Сокрушительное поражение Красной Армии под Уманью (июль-август 1941 г.) и гибель в Уманском «котле» трех наших армий (более 30 дивизий) не имеют оправданий – в отличие от катастрофы Западного фронта, этот разгром невозможно объяснить ни внезапностью вражеского удара, ни превосходством противника в силах. После войны всю вину за Уманскую трагедию попытались переложить на командующего 12-й армией генерала Понеделина, который был осужден и расстрелян (в 1950 году, через пять лет после возвращения из плена!) по обвинению в паникерстве, трусости и нарушении присяги.Новая книга ведущего военного историка впервые анализирует Уманскую катастрофу на современном уровне, с привлечением архивных источников – как советских, так и немецких, – не замалчивая ни страшные подробности трагедии, ни имена ее главных виновников. Это – долг памяти всех бойцов и командиров Красной Армии, павших смертью храбрых в Уманском «котле», но задержавших врага на несколько недель. Именно этих недель немцам потом не хватило под Москвой.

Валентин Александрович Рунов

Военная документалистика и аналитика / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное