Анджело

У трона во дворце стояла Мариана
И бедный Клавдио. Злодей, увидев их,
Затрепетал, челом поникнул и утих;
Все объяснилося, и правда из тумана
Возникла; Дук тогда: «Что, Анджело, скажи,
Чего достоин ты?» Без слез и без боязни,
С угрюмой твердостью тот отвечает: «Казни.
И об одном молю: скорее прикажи
Вести меня на смерть».
                                      «Иди, — сказал властитель, —
Да гибнет судия — торгаш и обольститель».
Но бедная жена, к ногам его упав,
«Помилуй, — молвила, — ты, мужа мне отдав,
Не отымай опять; не смейся надо мною».
— «Не я, но Анджело смеялся над тобою, —
Ей Дук ответствует, — но о твоей судьбе
Сам буду я пещись. Останутся тебе
Его сокровища, и будешь ты награда
Супругу лучшему». — «Мне лучшего не надо.
Помилуй, государь! не будь неумолим,
Твоя рука меня соединила с ним!
Ужели для того так долго я вдовела?
Он человечеству свою принес лишь дань.
Сестра! спаси меня! друг милый, Изабела!
Проси ты за него, хоть на колени стань,
Хоть руки подыми ты молча!»
                                                Изабела
Душой о грешнике, как ангел, пожалела
И, пред властителем колена преклоня,
«Помилуй, государь, — сказала. — За меня
Не осуждай его. Он (сколько мне известно,
И как я думаю) жил праведно и честно,
Покаместь на меня очей не устремил.
Прости же ты его!»
                                 И Дук его простил.

1833

Комментарий

Написано в 1833 г., напечатано в 1834 г. Представляет собой пересказ в форме поэмы комедии Шекспира «Мера за меру». Сюжет пьесы Шекспира взят из итальянской новеллы XVI в. Неизвестно, знал ли это Пушкин, но его поэма является прекрасной, высокохудожественной стилизацией итальянской новеллы эпохи Возрождения. Простодушно-важный, иногда слегка шутливый тон рассказа, длинный, шестистопный стих со свободной рифмовкой, придающий повествованию спокойствие и торжественность, отдельные короткие эпизоды, из которых складывается поэма, частые диалоги, представляющие собой великолепный перевод соответствующих мест шекспировской комедии, — все это прекрасно воспроизводит и стиль и всю атмосферу эпохи.

Образы драм Шекспира восхищали Пушкина глубиной психологической характеристики и, главное, близкой к подлинной жизни широтой, разнообразием и противоречивостью черт их характеров. «Лица, созданные Шекспиром, — писал он, — но суть, как у Мольера, типы такой-то страсти, такого-то порока; но существа живые, исполненные многих страстей, многих пороков; обстоятельства развивают перед зрителями их разнообразные и многосторонние характеры» («Таblе-talk»). Пушкин сопоставляет два, образа лицемера — шекспировского Анджело и мольеровского Тартюфа. «У Мольера лицемер волочится за женою своего благодетеля — лицемеря; принимает имение под сохранение — лицемеря; спрашивает стакан воды — лицемеря. У Шекспира лицемер произносит судебный приговор с тщеславною строгостию, но справедливо; он оправдывает свою жестокость глубокомысленным суждением государственного человека; он обольщает невинность сильными, увлекательными софизмами, не смешною смесию набожности и волокитства. Анджело лицемер — потому что его гласные действия противуречат тайным страстям! А какая глубина в атом характере!» (там же).

По-видимому, Пушкин раньше думал просто перевести «Мера за меру» Шекспира. Сохранилось начало этого перевода[2].

С. М. Бонди