Страницы были тёмно-серыми, на каждой прозрачные полосы, за которыми лежали марки. Некоторые из них были почтовыми, с остатками чёрных печатей. Сняты с конвертов. Но были чистые – целые коллекции.
Олимпиада восьмидесятого года прошлого тысячелетия в Москве, когда Шиши и в планах не было. Какие-то чуваки изображены в белых обтягивающих костюмах. И он, как настоящий «Шиша идиот», вдруг стал усмехаться.
Потом была коллекция динозавров с названиями на латыни.
Рома во все глаза рассматривал каждого, и восторг посещал его, выбивая из реальности полностью.
А дальше были индейцы.
Шиша и индейцы ничего общего не имели вот уже двадцать пять лет. С тех самых пор, как с вороньим пером за ухом, он деревянной стрелой чуть не выколол бледнолицей соседке глаз.
Но вот он смотрит на гордые профили, прищурые чёрные глаза и национальные костюмы, забывая напрочь, что Мишка Жмурик чуть не убил его в парке города час назад.
В руках и ногах слабость. Под толстым синтетическим одеялом не хватает воздуха, и голова хмелеет. Ласкает тело тепло, и приятный запах женщины рядом приводит к сонному мареву, погружению в покой и безмятежность.
Мелькали марки, уводя в другую жизнь, в параллельные миры, от которых Рома самостоятельно отказывался, проводя своё существование в сжатых рамках. Не выпускал себе, не искал большего. И Анечка, как проводник, влекла в бесконечные дали.
– Смотри, – шепнула она, проводя пальчиком по прозрачной ленте, за которой лежала старинная марка. – Она приклеена. Очень древняя. Испанская. Я в интернете посмотрела, дорогая.
– Только не вздумай продавать, – он внимательно рассмотрел старинный фрегат на марке. – Детям будем показывать.
– Каким детям? – удивилась Анечка, под светом фонарика остались только глаза на её лице.
– Нашим, – расплылся в улыбке Шиша.
– Спи, давай,– рассмеялась она и толкнула его на кровать. Сорвала с их голов покрывало.
Воздух в комнате показался холодным и свежим. Шиша откинулся на мягкие подушки и заворожённо уставился в потолок.
– Ты со мной ляжешь? – хитро улыбался он.
– С чего бы?! – возмутилась Анечка. – У меня своя комната есть. Тебе что-нибудь нужно? Там в ванной мужские причиндалы остались.
Шиша закрыл глаза и понял, что засыпает. И сон будет спокойным и крепким.
– Только тебя нужно, – впадая в сон, прошептал он.
– Что раньше не появился? – с недоверием спросила Анечка.
– Я идиот, – засыпал Рома.
***
За окном было темно, но небо уже светлело. Его хорошо было видно с верхнего этажа. Тёмные тучи, подсвеченные алыми лучами восходящего солнца, и кусок сине-жёлтого неба, припорошённого фиолетовыми перистыми облаками.
В любом городе можно получить свою дозу природной красоты: просто подняв голову вверх, посмотреть на небо.
Рома проснулся очень рано. Спал в брюках и рубахе. Не разделся, женщина к нему не прикоснулась.
В тихой, сонной квартире он пошёл отлить. Умылся. Скидывал с себя сон. После ванной, воровато прошёл к комнате, предположительно, Аничкиной.
Его солнышко, упакованная в толстые шмотки, сверху пижама. Спала, как младенец, и волосы её белоснежные сливались с хлопковой подушкой.
У Шиши эрекция. Захотелось грохнуться рядом с ней, прижать, как тёплую мягкую игрушку, и не отпускать никогда.
Вот такой должна быть женщина, а не намазанной силиконовой куклой.
– О, чёрт, – протянул Шиша, осознав, что две женщины, это настоящая проблема.
Не такие проблемы решал. Разберётся.
В прихожей, залез в карман куртки. Телефон страшно было включать. Он звук и вибрацию выключил, что позволило нормально отдохнуть. Но вот пришло время посмотреть на сообщения.
Звонков была масса. И сообщений от Инги семьдесят три штуки. Не семь и три, а семьдесят три, что приводило Шишу в полное уныние и тоску. Все он открывать не стал. Только первые и последние. Вначале девушка истерично писала: «Где ты?» Последние, посланные ночью были панической атакой. «Ты меня бросил!»
Ожидаемо. Как всегда.
Звонки всех мастей. Но перезвонил он только Штопору. Штопор звонил редко и часто по делу.
Сонный голос Сёмы хриплый и знакомый гаркнул в трубку приветствие.
– Что звонил? – спросил Рома.
– Шо вы, Роман Владимирович, думаете за нашего друга Мишу?
Когда Штопор говорил с одесским акцентом, нужно было слушать во все уши, потому что сейчас пойдёт скрытая информация, жизненно необходимая.
– Стараюсь не думать, – ответил Рома, проводив взглядом сонную растрёпанную Анечку, которая направлялась на кухню мимо него.
Солнышко его!
– Рано встаёшь, – буркнула она. – Сейчас завтрак приготовлю.
– Такое горе, – продолжал ныть в трубку Сёма. – Миша умер вчера вечером посреди полного здоровья. А государство повышает пенсии!
– От чего умер? – безразлично спросил Шиша, но напрягся всем телом. Телефоны могли прослушивать, так что всё походило на простой трёп и сплетни.
– Говорят, злоупотреблял московской домашней птицей. Миша таки подавился костью в горло, и врач сказал в морг, и отвезли в морг.
«Московская домашняя птица» – это Федя Гусев.
Похоже, его юристишка грохнул Мишу Жмурика. Гусь убил Мишу?! Интересно при каких обстоятельствах. И с чего бы…
– Нелепая смерть, – хмыкнул Шиша.