В следующий раз обязательно захвачу с собой фонарь, подумал Виталий Борисович и зажмурил глаза. Свет вспыхнул ярко, возможно, излишне ярко, причинив явное неудобство.
— Заблудились? — хихикнул мужчина, — простите, штаны забыл надеть.
Штаны — какие-то мятые портки — сидели на мужчине отвратительно, и если и выполняли какую-то функцию, так только прикрывали срам.
— Где мы можем поговорить? — произнес Виталий Борисович и глянул на ушибленную руку.
— На кухне удобно?
— Вполне.
— Тогда прошу за мной, — и мужчина вновь погрузился в темноту.
— Тьфу, — выругался Виталий Борисович и отправился за ним и тоже в темноту.
Бережливый, вероятно. Штаны не носит, свет не включает…
— Сюда.
Сюда — это направо, догадался товарищ Шумный и, наконец, оказался на кухне.
Кухня, как и мужчина — оба мало привлекательные и оба нуждались в хорошей уборке. Более внимательно разглядывать помещение опер не стал, опустился на стул, а папку положил на стол.
— Шумный Виталий Борисович, — представился он и поправил волосы — привычка. Два щелчка и распахнулась папка. Однако прежде, чем достать чистый бланк, вопросительно глянул на хозяина квартиры. Тот оказался на удивление сообразительным — поднялся и убрал со стола чайник, затем ладошкой сгреб какую-то грязь со стола и бросил ответный взгляд, словно спрашивая, так годится? Виталий Борисович также молча ответил.
— Вы по поводу Клавдии Степановны? — первым спросил мужчина, наблюдая за тем, как на бумаге что-то выводит милиционер.
— Да, по поводу смерти гражданки Мухиной.
— Все-таки умерла, — как-то неопределенно заметил мужчина.
— То есть как это все-таки? — не понял Виталий Борисович и оторвался от листа — поднял глаза и более внимательно посмотрел на мужчину.
— Не совсем удачно выразился, со мной подобное случается.
— Вы ее хорошо знали?
— Последние десять лет, я бы сказал, недостаточно хорошо, — ответил мужчина, характер стал вредным, а сама Клавдия Степановна излишне подозрительной и ворчливой. Мы же соседи. Она и я, как вы могли заметить, проживаем,… то есть, прежде проживали… то есть, покойная проживала на одной со мной лестничной клетке. Квартиры у нас напротив. У меня номер шестьдесят пять, а у Клавдии Степановны шестьдесят шесть.
— Я знаю, — продолжая изучать мужчину, ответил Виталий Борисович.
— Первый раз она мне предложила поменяться лет десять назад…
— Это как?
— Квартирами поменяться. Говорит мне, Алеша… Алексей Митрофанович, — представился мужчина, а фамилия Горелик. Через «о». Го-ре-лик, — произнес он по слогам.
— Горелик, — повторил Виталий Борисович и записал в протокол.
— Давайте, говорит, меняться, я с вас ничего не возьму, вы только вещи мои перенесите и все.
Алексей Митрофанович хихикнул.
— Ничего себе все! Да у нее один шкаф весит триста килограмм! Вы не видели у нее шкаф? Монстр! Чудовище! А потом к чему мне меняться? У нее трехкомнатная, и у меня трехкомнатная. У меня балкон, и у нее балкон — смысл в чем? То, что у нее окна на восток? Так на восток, а не на юг! Вот кабы на юг… говорю, вы с кем-то другим переговорите. Да и кто захочет лезть на шестой этаж? Про этаж, я, конечно, говорить не стал. Само собой подразумевается. Если вы желаете совершить обмен, что первым делом спрашивают? Верно! Этаж спрашивают.
— Место работы, — спросил Виталий Борисович.
— На пенсии. Вы о Клавдии Степановне спрашиваете?
— Я вас спрашиваю.
Алексей Митрофанович вновь хихикнул.
— Простите, в фарватер не попал.
— Какой еще фарватер?
— В фарватер вашей мысли… спрашиваете, кто я?
— Да, место вашей работы.
— Этот… как его,… — Алексей Митрофанович пустил морщинку, — забыл, черт побери… математик! Так и запишите — математик.
— Ученый что ли? — уточнил Виталий Борисович.
— А уж это не мне решать. Если решат, что ученый, тогда получается, ученый. А если решат, что математик, тогда — математик. Пишите на всякий случай математик, а уж потом разберутся.
— В институте или еще где?
— А как же! И в институте работал, и на кафедре преподавал, что было, то было.
— А сейчас?
— И сейчас математик. Математик, Виталий Борисович, он всегда математик, а иначе нельзя.
— Институт-то какой, тут у меня графа — следует заполнить.
— Вам новое название или старым обойдемся? Потому как прежде название было одно, а сейчас, вроде как и другое — ветры перемен.
Виталий Борисович задумался лишь на мгновение.
— Оба давайте.
Записали оба и прежнее и настоящее.
— И что, предлагала обмен? — вернулся к исходной позиции товарищ Шумный.