Anfisa

Прошло где-то полчаса, но поручень не поддавался, и мне пришлось резать дверь стеклом. Я опять порезался, а результат был, практически, нулевой. Разозлившись, я еще пару раз ударил по деревянному поручню, но он не поддался. Без всякой надежды я подошел к кошечке и взял ее на руки. И тут мне в голову пришла мысль: в детстве мы с ребятами часто проводили время возле заброшенных домов; одним из любимых занятий было сдирание плитки со стен. Мы сдирали эту плитку, а потом разбивали ее. Но не каждую плитку можно было легко содрать, поэтому мы стучали по ней, и только ту плитку, где был полый звук, мы срывали. Для того, чтобы снять плитку, ее нужно было содрать со стены, для этого мы брали гвоздь и счищали цемент вокруг плитки.

Г воздя у меня не было, но был ремень. Для начала я выбрал подходящую плитку на полу, потом язычком пряжки стал счищать цемент по периметру и, не без труда, плитка оказалась в моих руках. Разбив плитку, у меня в руках уже было что-то наподобие ножа, но тупого ножа. План опять провалился.

Пытаясь не поддаваться панике, я все же подошел к двери и начал резать тем, что было из плитки. Я больше царапал, чем резал, но все же определенный сдвиг был. Мой план состоял в том, чтобы вырезать замок, или, хотя бы добраться к нему и выбить его. Сил больше не было и не было эмоций к этой ситуации. Я спустился вниз по ступенькам и сел, положив голову на ступеньки. Кошечка, свернувшись клубочком, лежала на полу. Сон подобрался незаметно.

Не знаю сколько я проспал, но помню, что когда просыпался мне хотелось спать дальше, что я и делал. Опять проснулся, но на этот раз от того, что Анфиса стояла возле двери и мяукала. Она хотела в туалет. Я и сам хотел в туалет, но, как и она, старался терпеть.

Не хотелось делать ничего. Взяв осколок плитки, я долго его рассматривал, но пустить в дело никак не мог. Я был истощен во всех смыслах этого слова. Мозг четко и ясно давал понять, что если я отсюда не выберусь, то я погибну. Мне никто не поможет, и я сам виноват в этой ситуации. Единственное живое существо, ради которого в этой ситуации я боролся - это Анфиса.

Отбросив все сомнения в успехе этого дела, я вновь принялся резать (царапать) дверь плиткой. Не знаю о чем я думал в тот момент, но так сильно увлекшись работой, я дошел до врезанного замка.

— Что теперь?

Я задал вопрос ни себе, ни Анфисе, а просто сказал его в пустоту. Замок был виден, и я стал бить по нему ногой, но дверь по-прежнему оставалась запертой. Я просто не мог этого выносить, хотя и понимал, что нужно сохранять спокойствие. Я снова принялся за работу. От злости я перестал аккуратно обрезать дерево вокруг замка, я стал бить по деревянной двери плиткой и в итоге порезал себе руки. Сев под дверью и немного успокоившись, я решил продолжить наше “освобождение”, но работа длилась не более 5 минут: я устал, а раны на руках кровоточили.

Не могу объяснить то состояние, в котором я пребывал: я был ни злой, ни спокойный, я был никакой, я был как нечто напрочь лишенное эмоций. В этом состоянии я спустился вниз по лестнице и стал осматривать помещение в надежде найти что-нибудь полезное, что-нибудь, что поможет нам выбраться отсюда, что-нибудь, что я, возможно, упустил. У меня было такое чувство, что я просто знаю что-то, что я упустил, и что это что-то здесь. Бесцельно ища то, не знаю что, я добрался до кучи пластиковых обломков, в которой я нашел...

— Ключ! Ключ?! Анфисочка! Мы свободны!

Я подхватил на руки Анфису, ходившую за мной, как хвостик, поднялся по лестнице и провернул ключ в двери, открыл дверь и яркий дневной свет залил все помещение погреба, такой яркий, что мне пришлось закрыть глаза.

Открыв глаза, я обнаружил себя лежащим на полу погреба, возле меня была моя девушка с заплаканным лицом и врачи службы скорой помощи.

Позже выяснилось, что я провел в погребе 5 дней, а моя Анфиса за 2 дня до того, как я попал в подвал, умерла от яда, который новые соседи разбросали у себя, чтобы потравить крыс.