Анфиса. Гнев Империи

Кучер замедлил лошадей и вскоре, чуть поехав мост, карета встала. Оттуда выглянул мужчина чуть старше Наны, лет эдак на пять. Его светло-каштановые, ржавого оттенка волосы имели густой выступ чёлки и были пострижены довольно коротко. Прямоугольное грубое лицо было гладко выбрито, но у висков, где обрамление причёски резко сужалось, были оформлены небольшие полосы бакенбард.

Было некое ощущение, что тёмно-синий с позолоченными эполетами мундир заставляет его внешность производить впечатление человека крепче и крупнее, чем он был на самом деле. Подбородок его раздваивался ярко выраженной ямочкой, чуть подаваясь вперёд, глаза были под стать наряду, а на шее красовалась золотая цепочка, возможно, кулона, но скорее всего нательного креста. И под ней виделся небольшой завиток татуированного узора.

– Климент! – подбежала радостная Нана и, обняв выглянувшего мужчину за шею, поцеловала его в щёку.

– Я думал, ты у Крэшнеров, свет очей моих, а ты прямо тут встречаешь! Хорошо я заметил! Как некультурно с моей стороны было бы промчаться мимо. А ведь я устал созерцать однотипный лесной пейзаж по обе стороны, откинулся на сидении… Да что ж это я о себе, залезай, дорогая! Ты посмотри, каким алым бархатом мне тут за полцены всё оббили на той неделе! Даже в письме ещё не успел тебе всё расписать, – говорил он низким приятным баритоном, аккуратно приоткрыв дверцу и подав руку.

– Надо и девчонку их подбросить, а то как это мы… Нехорошо, – отметила вслух гувернантка. – Иди сюда! – обернувшись, махнула она Анфисе рукой.

Сейчас девочке хотелось показать бонне язык, как-то отомстить, сбежав и заставив за собой гоняться вместо воркования с женишком из богатого рода. Как-нибудь напроказничать. Но никуда ещё чудом не девшийся лучик здравого смысла подсказывал, что устрой она что-то сейчас – доложат отцу да ещё приукрасят, а он поверит им, а не ей, родной дочке. Хлопот не оберёшься, на ярмарку не пустят, накажут, накричат.

А ведь и так достанется за то, что ушла без спроса. И всё же Анфиса направилась в карету. Это был настоящий провал, что её тут обнаружили да ещё за ухо отодрали. Продолжать драку было бессмысленно, а оставаться рядом с Ремом не особо хотелось, он уже спровоцировал сначала Ирвина, потом её, опять ведь начнёт. Да ещё он их упрекал в принадлежности к элите, это тоже как-то резануло по сердцу: мол, как он вообще смеет. Она-то не виновата, в какой семье родилась. А унижать его ответными оскорблениями не хотелось: труд крестьян и простых работяг, как его отец, деревенский мебельщик, она всё-таки по-настоящему уважала.

V

Дома у бабушки обошлось без скандалов. Нане, конечно, пришлось объяснить красное ухо Анфисы, но та очень кратко и ёмко заявила о лазанье по деревьям, ссадинах на теле, перепачканном платье и драке с мальчишкой. Альберт осмотрел ухо, а бабуля сделала компресс с холодной водой и нашла, чем помазать.

Девочке было стыдно за всё случившееся. Она в этот раз даже не докучала гостю, как обычно. Ведь у жениха её гувернантке был вытатуирован столь впечатливший её в детские годы змей на левой руке от локтя к запястью, а ещё узор чёрного пламени внизу на шее, скрывая имевшийся там шрам, о котором мужчина рассказывать не любил.

Анфиса обычно и не расспрашивала, разглядывать с любопытством сложные завитки и выбитые краской под кожей узоры занимало её куда больше. А особенно цельная композиция вдоль руки. Хотелось чего-то такого же – грозного, красивого, впечатляющего. Но Альберт наотрез запретил ей даже мыслить о татуировках.

Сейчас её за случившееся на дереве не ругали, по крайней мере, пока. Вероятно, из-за того, что очередной учитель от неё отказался, о чём пока даже неофициально не сообщили. А может, бонна решила, что измученного уха с неё и достаточно. Устроили небольшое застолье, но есть девочке после завтрака не очень-то и хотелось. Она посидела больше за компанию. Послушать Климента, послушать отца, которого не видела несколько месяцев, живя здесь, а они и вправду рассказывали ей немало интересного про города и что сейчас там творится.

Их родной Брейтберг, под которым и располагалась это деревня Уислоу, сейчас был довольно крупным, большим центром, где развивались различные ремёсла, были алхимические и парфюмерные лаборатории, мыловарни, сыромятни, ювелирные мастерские и много всего.

Род Крэшнеров всегда находился где-то в среднем классе общества. В роду не было земледельцев и мастеров, по большей части предки Анфисы являлись военными и советниками при разной знати. Сейчас отец её как раз был своего рода поручиком архиепископа и много общался с имперским послом как связующее звено между государством и церковью.

В подробности своей работы он особенно не вдавался, но вот о людях, с которыми знакомился, мог рассказать немало интересного. Кто был настолько набожным, что отдавал почти всё состояние в храмы, кто пытался выпросить благословение на колдовскую деятельность, чтобы помогать людям, кто пытался наладить производство церковных освящённых сувениров, обратив каждую мессу в способ заработка.