Тем временем чёрная кошка тоже уже пришла сюда на людские голоса, решив, что валяться на солнышке в оставшейся незаправленной кровати Анфисы ей не слишком удобно, на ровной поверхности одеяла и покрывала было бы куда комфортней. А потому, в надежде, что что-нибудь вкусненького перепадёт, заявилась в столовую, запрыгнув на лавочку у ароматной кадки.
– Буба! Буба! Бубастис! – ворчала на неё старушка. – Ну, куда? Ну, куда ты! – оттаскивала она кадку от любопытной, всё обнюхивающей и топорщащей свои длиннющие белые усы кошки. – Я тут масло взбивала из молока, а она уже нос суёт. Лучше б мышей ловила, хоть бы раз принесла, ленивая туша!
– Так налей ей в блюдце, – просил Альберт, и Августа полезла рукой на полочку с глиняной бурой посудой.
– Котёнка ж нам её мать подарила? Лет семь назад, верно я всё помню? – уточняла у сына старушка. – Не впала ещё в маразм совсем?
– Помнится, да, – отвечал нунций, поглядывая на Бубу.
– Так ты мамин подарок! – нагнулась, поглаживая кошку, Анфиса. – Пап, расскажешь о маме что-нибудь?
– Ох, принцесса. Волосы у неё огненные были, как у тебя, я ж рассказывал тысячу раз. Если бы ты больше читала не о животных, а о военном деле, могла бы знать такое понятие, как «карательный отряд». Вот она была воительницей, которая его возглавляла.
– Унимала мятежи? Наказывала волхвов-безбожников? – любопытствовала девочка.
– Первое, вторым занимаются инквизиторы, – ответил ей Альберт.
– Бабушку зовут Августа, тебя – Альберт, меня – Анфиса, маму тоже звали как-то на «А»? – интересовалась дочь у отца.
– Нет, родная, это просто совпадение, – усмехнулся тот, поглаживая её по волосам.
– Сейчас я накрою на стол и такому гостю, – улыбалась Кетли под вежливый кивок священнослужителя.
– В сенях вещи ненужные собрала: побитые горшки, корзинки с дырой или сломанной ручкой, старые изношенные лапти, тряпьё и всё прочее. Отнесёшь сжечь в очищающий костёр на ярмарку, – велела старушка сыну.
– Там столб. обложенный хворостом, поставили, – тем временем продолжала девочка, – с колесом и черепом коня. Будут костры и игры, танцы разные.
– Не рано тебе ещё о танцах думать? – усмехнулся Альберт.
– Так не обязательно же с парнем каким, можно и одной, и в хороводе, – порозовела девочка.
– То «пляски», а «танец» – это когда пара танцует, – поучал отец. – Летнее солнцестояние – не церковный праздник, народ его справляет как бы… по старым обычаям, втихаря, без дозволения, хоть и на широкую ногу. Самый длинный день в году как-никак, не может простой народ не гулять в такое время. К тому же между сезоном посева и сбором как раз время расслабиться немного. Потому вот странствия архиепископа в этот год как-то накладываются на это дело, чтобы совсем язычества какого не было.
– Язычники – безбожники! И приносят в жертву детей! – содрогалась с ненавистью Анфиса.
– Вот господин Магнус и проследит, чтобы никаких чёрных обрядов не было. Ну, ты, если поела, беги поиграй, мы с господином Лукьяном поговорим, – бросил Альберт взор своих янтарного оттенка глаз на усатого мужчину с зачёсанными назад пепельно-серыми прядями.
– Анфиса, ты не доела, – заметила ей бонна.
– Я наелась! – бросила та, весело постукивая ярко-розовыми босоножками по дощатому полу в прихожей и выбегая на улицу.
Играть и гулять она, разумеется, не побежала. Но не потому, что гувернантка велела никуда не уходить с участка мадам Августы, её бабушки, а потому что надо было обогнуть дом и пристроиться возле ближайшего к столу окошка, чтобы подслушать разговор.
Она погладила пасущегося на привязи молодого бычка Кади, помахала взрослым рогатым обитателям коровника, аккуратно проходя мимо. Девочка заметила, что на ворота уже без её участия повесили стебли крапивы и зеркальца защитным ритуалом. А в том году она тоже со всем этим помогала, правда, изрядно обожгла руки кусачей травой.
Девочка приблизилась вновь к дому бабули, пролезая мимо двух больших бочек с неё ростом, в которые по стокам стекала дождевая вода. Взор Анфисы упал на кое-как воткнутые в наличники, ставни и подоконник кухонные вилки – один из местных праздничных обрядов на защиту от проникновения всякой нечистой силы.
По взору маленькой чародейки было понятно, что она сильно расстроена. А в мыслях только и вертелось, что это Нана с Кетли небось воткнули с утра пораньше ещё до того, как её разбудить. А ей поучаствовать не позволили, не то сочтя слишком слабой, не то просто не позволяя напрягаться. А ведь дочь нунция любила участвовать во всяких таких ритуалах. А теперь оставалось лишь с любопытством затаиться снаружи, у окна, чуть заглядывая внутрь и вникая во всё, что происходило сейчас за столом.
– Привёз ещё вот, – достал Альберт какой-то томик в твёрдом переплёте, – конфискованную книгу запретных знаний. Пусть уж не в библиотеке какой хранится, а здесь, чтобы уж точно никто до неё не добрался, – встал и положил мужчина том на книжную полку возле кулинарных сборников с разными рецептами.
– Главное теперь не спутать и не сварить зелий оттуда, – посмеялась гувернантка.