В другой раз сижу у купца Бедровитого. Купец, как следует быть купцу в губернии. Вчера только перестал носить сапоги бутылками и выпустил штаны на свободу. Носовой платок держит постоянно, по новости дела, в руках. Мы-де не как прочие… Не перстами. Даже бороду обрил с тех пор, как женился на «емназистке».
— Вы не думайте, я её, Шурку-то, с аттестатом взял… Похвального поведения девица!
— Ну, что ваша супруга?
— Емназистка-то?… Она там по своему бабьему делу с Анфиской занимается.
Я схватился как утопающий за соломинку.
— Что это за Анфиса, скажите, ради Христа.
— А ну их, надоели они мне, не тем будь помянуты! Мудрят да на обухе рожь молотят. Бабий финанец соблюдают.
И больше я ничего от него не добился. Старуха так и оставалась для меня вопросительным знаком. На все мои дальнейшие вопросы купец отвечал одним и тем же:
— Шурка никому сказывать не приказала. У них, ведь, у дамов, тоже коммерческая тайна. Ну их в пролубь!
— Что ж, вы боитесь жены, что ли? — пустился было я в дипломатию.
— А то нет? Поди-ка, не побойся. Поедом съест! Полковника Свирепеева знаете?
— Знаю.
— С арестантскими ротами как управляется! Слыхали, поди? А перед женой?… И вся-то она у него хлибкая. Тронь, на полу ничего от всего существа не останется, а он перед ней как свечка горит. Потому она сейчас ботинками вверх, о стену головой и давай ему домашние вопли показывать…
Так и от него я ничего не добился.
III
Таинственность Анфисы меня даже стала беспокоить. Что, в самом деле, за Понсон дю Террай завёлся у нас в богоспасаемом гнезде, утверждённом самим Господом как раз над тремя китами!? Я было прижал в угол приятеля, но тот не сдался. «Женись, сам узнаешь». Лёгкое дело, подумаешь! Окончательно я сбился с толку, когда мне передали, что Анфиса бывает даже у губернаторши, а эта в нашей колоде была первейшим козырем. Я даже во сне начал видеть старушонку. Подходит, останавливается над постелью и дразнит меня расхлёстанным пижоном. Над самым носом трясёт выцветшие аксельбанты и приговаривает: «А вот и не узнаешь, и не узнаешь, и не узнаешь!» И та же картонка с нею. Встретился как-то я, наконец, с доктором Ястребцовым. Мужчина оказался, действительно, монументального фасона. Пожалуй как покойник Геркулес мог бы за Атласа плечами подпереть небо. Заговорил я с ним об Анфисе.
— А, девица с тремя номерами! Препочтенная старушка, скажу я вам!
— Да что она такое?
— А вот додумайтесь… Некоторым образом иносказание. Мы с нею приятели. Необходимая по здешним местам особа… Наши дамы без неё…
Но тут к нему подошли с картой. Отцу протоиерею, воинскому начальнику и инспектору гимназии не хватало четвёртого для винта. Я решился обратиться прямо к самому источнику моего беспокойства. Дня через два встретил Анфису на улице.
— Трудные времена! — начал я издалека.
— Когда же они легче были, господин? Для тех, кто работает, времена завсегда трудные.
— Ну, а у вас как дела?
— У меня? У меня сборное дело… Умственное… С моим делом, господин, капитала не наживёшь. Вот вчера… Дай ей Бог, Анастасии Николаевне… Прямо, надо сказать, благодетельница… А, впрочем, который час теперича?
— Рано ещё… Двенадцати нет.
— Господи! Купчиха Эвхаристова ждёт. Карактерная дама… Прощайте, господин, не то ушибёт она меня!
Час от часу не легче. Я смотрел ей вслед, ничего не понимая. Она уже исчезла за поворотом улицы, а я точно прирос к месту, напоминая собою жену Лотову.
IV
Прошёл месяц. Я заставлял себя не думать больше об Анфисе. Да и надоела она мне за это время до смерти. Друзья дразнили меня ею. Пустили слух, что я к загадочной старухе неравнодушен. Я даже получил несколько анонимных поздравлений. К крайней моей досаде, и сама она, встречаясь со мною, вдруг расцветала, приседала, даже ни с того, ни с сего сообщила мне секрет для ращения волос, которого я у неё совсем не просил. Мимоходом, между купчихою Эвхаристовою и попадьёй Строфокамиловой, она открылась мне, что во времена оны она очень любила читать «романцы», заниматься которыми теперь ей некогда, и писали их тогда «ах, хорошо!» — бывало, от геройских похождений у неё даже под ложечкой сосало, например, когда королевский мушкатёр д'Артаньян бунтовского генерала Монка похищал и через море его в чёрном гробу к Карлу II вёз. Осведомившись, так ли благородно пишут нынче или предпочитают «подлые» сюжеты, она вздохнула, пригорюнилась и совершенно неожиданно объявила мне: