Ангарский сокол

Многое удивляло Прокопия: и красоты неземные Ангарского края, и пустота земли этой, а огромные расстояния, отделяющие родное Белозерье от Ангары, приводили его в священный трепет. Вскоре, однако, трепет этот ушёл, вытесненный более приземлёнными причинами.

Первый раз он удивился, когда по прибытии на речной крепостной остров, после первоначальной суеты разгрузки, ставшей потом размеренной и спорой, воины-ангарцы на руках заносили ослабевших детей в крепостные помещения и помогали дойти до неё остальным, несколько бывших там женщин кормили малышей с ложки, пока матерям раздавали одеяла и еду. Ему тоже вручили миску с куриным бульоном и плавающей в нём разваренной крупой, морковкой и незнакомым овощем, приятным на вкус, также дали чесноку для «профилактики». Оказалось, к их приезду готовились. Их деревня, названная Ангарской, которая в будущем должна будет стать столицей княжества, была заранее распланирована, даже заложены избы. Крестьянам помогали в постройке местные мужики, весёлые бородатые люди, разговаривавшие на каком-то русском наречии, прежде не слыханным Прокопием. Нет, всё было понятно, просто некоторые слова вводили Прокопия в ступор.

В возводимом селении крестьянам раздали в дополнение к имеющимся у них железные орудия труда, инструментарий для обработки земли, даже ножи и посуду. На каждую семью выдали одеяла, выделанные шкуры, отрезы кожи для того, чтобы крестьяне могли чинить одежду и обувь. Следующее сильное удивление Прокопия вызвало то, что в только что построенное для общины помещение для животных завели двух олених с двумя же телятами, в огороженном углу устроили двух коз, в другом углу, за перегородкой – ждущую опороса свинью. Дровяная печь и хитро выведенные дымоходы обогревали помещение.

Так же и в селении – в каждой избе дымоходы были устроены под полом, дополнительно обогревая жилище, окна в избах вставляли уже готовые – с толстыми стёклами, сквозь которые можно было увидеть, что происходит на улице. Очередным потрясением было то, что на крышу их избы выкладывали черепицу, то есть можно забыть о починке крыши на очень долгое время, если не на весь его, Прокопия, оставшийся век. Спасибо надо было бы сказать ангарцам за усиленные по этому случаю стропила, кабы он знал. Дома в его родной Михайловке и крышу приходилось починять каждый год, и всё равно осенью жди капающую на голову воду.

Сразу после того, как семья Прокопия, как и прочие семьи поселенцев, обустроилась в новом жилище, добротном, тёплом и просторном, к ним наведались трое: женщина с бумагами и двое воинов, занёсшие несколько мешков с провизией. Воины потом сели на лавку у стены, строя рожици и подмигивая двум младшим детишкам Прокопия – шестилетнему Сташко и четырёхлетней Мирянке. Старшие – тринадцатилетняя Яруша и её брат-погодок Степан выбрали себе занятия, и если Степан ковырялся в мешках, несмотря на цыканье Прокопия, стеснявшегося прикрикнуть на сына при гостях, то Яруша бесцеремонно разглядывала женщину, представившуюся Дарьей.

Дарья после визуального осмотра детей села за стол и принялась задавать вопросы Прокопию и его жене Любаше, что-то чиркая в бумагах. Её интересовали в основном здоровье его семьи, детей особенно, болели ли они, часто ли.

– Ото ж конечно, бывает, что нездоровится. Нет, нечасто, но хотя Сташко слабоват, а вот Степан, кажется, что и не болел вовсе…

– Все ли дети выжили?

– Да, все выжили, окромя двоих. Умерли они во младенчестве, так ведь слабенькие были. Ещё свезло, что Сташко выкарабкался…

Тут его гостья помрачнела и, поглядев в свои бумаги, сказала негромко воинам:

– Смертность в четверть держится. Кошмар!

Прокопий тогда подумал, какой же тут кошмар, ежели у него аж четверо детишек живы-здоровы, у некоторых вон и половины от рождённых нет.

– Детскую смертность мы должны значительно уменьшить, а в идеале и вовсе искоренить! – убеждённо воскликнула Дарья. – Дети – это наше всё, наше будущее. Будем ли мы или исчезнем без следа…

Взгляд гостьи замер, Прокопий даже не дышал, дабы не потревожить её.

– Как вам олени? – спросила вдруг гостья.

– Это страшило-то? Не сподобные они нам, не привычно.

– Зато молоко жирнее коровьего в четыре раза. Ладно, привыкнете. Кузнечным ремеслом владеете, Прокопий?

– Нет, я по дереву резать могу, с кожей работать. Любаша ткать холстину может.

– Ткать – это хорошо. Прокопий, а упряжь сможешь сработать? Наличники на окна? – Славков уверенно кивал. – Хорошо, записала. Ну ладно, у вас нормально всё, детишки здоровые, это главное. И ещё, каждый день вашим детям будут давать витамины, вот эти, – она достала две разноцветные коробочки. – Дарья подождала, пока каждый ребёнок съест по одному шарику. – Староста села будет давать детям два раза в день по одной штучке. Утром и вечером. Мы пойдём – надо остальных обойти. – Прокопий засуетился, провожая гостей. В дверях Дарья обернулась: – Если будут трудности в чём-либо, сразу обращайтесь в казачью сторожку. До свидания.

После того, как хлопнула дверь, приобнявшая мужа Любаша сказала:

– Люди бают, Дарьей кличут жену Сокола – князя Ангарской землицы.