– Да, все путем, – ответил Дин и вздохнул.
– Что-то плохо верится.
– Я бы не стал тебя обманывать. Бывало и получше, но в целом я в норме.
– Приедешь ко мне?
– А ты хочешь этого?
– Да.
Связь оборвалась, и Имоджен в сердцах бросила трубку в дальний конец дивана. Потом схватила подушку, прижала к лицу и закричала так громко, как только была способна. От этого стало немного легче. Она перебрала коробки с фильмами и поставила старый боевик, черно-белый триллер из тех, что смотрела с мамой субботними вечерами. Эти довоенные фильмы стали одной из немаловажных причин, почему она пошла служить в полицию. Герои неизменно восхищали ее. А сейчас она просто пыталась расслабиться перед появлением Дина.
Полчаса спустя в дверь едва слышно постучали, и Имоджен очнулась от дремы. Фильм еще не закончился, она уснула в самом начале любимого детектива. Стук возобновился. Пришлось встать с дивана и пойти открывать.
На пороге стоял и внимательно изучал свои ботинки Дин. Он явно недавно принял душ, но Имоджен сразу заметила ссадину над бровью, а быстрый взгляд на руки обнаружил свежие раны на костяшках пальцев.
– Что произошло?
Имоджен буквально втащила Дина в квартиру и отвела на кухню, где включила теплую воду и осторожно подставила его сбитые пальцы под струю. Дин же стоял и бесстрастно смотрел, как по рукам стекает мини-водопад. Имоджен вгляделась в выражение его лица. Он казался абсолютно зачарованным движением прозрачного потока сначала вдоль кистей, затем по кровоточащим костяшкам и дальше вниз, до кончиков пальцев.
– Я обрадовался твоему звонку, – наконец вымолвил Дин.
– Я переживала за тебя.
Она солгала, но это была «белая ложь». Она позвонила, потому что действительно переживала, что ей придется жить без него, а он уже никогда не вернется.
– Извини еще раз. Пришлось взять твое досье, не предупредив.
– Не волнуйся. Никто ничего не узнал. Просто все расскажи. – Дин засопел, и она заметила слезу, проложившую дорожку по его щеке. – Что с тобой?
Они уселись друг напротив друга за обеденным столом. Имоджен никогда прежде не видела у Дина такого угрюмого выражения лица. Ей хотелось узнать, как он повредил руки, но накопилось столько других важных вопросов, что с этим можно было повременить.
– Ты знаешь, что с тринадцати лет я отбывал срок в колонии для несовершеннолетних преступников, верно?
Дин сжимал и разжимал кулак, а потому кровь снова засочилась из пораненных костяшек пальцев. Как же это случилось?
– Да, я с самого начала знала об этом.
Сам он ничего не рассказывал, но Имоджен нашла его личное дело после первой же встречи. Они ни разу не затрагивали эту болезненную тему.
– Так вот. Меня отправили туда за убийство. Об этом тебе известно?
– Да, – ответила она, чувствуя себя виноватой, что слишком охотно старалась забыть об этом факте его биографии.
Он подошел к холодильнику и достал бутылку пива. Имоджен последовала за ним и обмотала кухонное полотенце вокруг его руки. Отстранившись, он побрел в гостиную. Она заглянула туда и увидела, что Дин сгорбился на диване, упершись ладонями в колени и устремив неподвижный взгляд в пол. Уклончивое поведение подсказало, что он мысленно борется с воспоминанием, которым решил поделиться. Имоджен вовсе не была уверена, что готова выслушать, но Дин уже был здесь и готовился к разговору. Она села рядом и выключила телевизор, но ей никак не удавалось заставить Дина посмотреть на нее. Тогда она просто взяла его за другую руку. Их пальцы переплелись. Он ответил благодарным пожатием.
– Почти все детство я провел под опекой чужих людей, пока не угодил в «колонию-малолетку». Воспитание в приемных семьях – странная штука. В них нет ничего постоянного. Чувства, которые испытываешь, всегда мимолетны. Рано учишься не слишком сильно привязываться, поскольку в твоей жизни нет людей «навсегда». Я испытал, кажется, все возможное в таких семьях, дошел до самого дна, где никаких эмоций не осталось.
Имоджен не совсем понимала, к чему он клонит, но было настолько необычно, что Дин рассказывает о себе, что она не решалась перебивать, а лишь ограничивалась формальной реакцией и общими словами.
– Понимаю.
– Я знаю, какие демоны водятся в твоей душе. Такие преследуют каждого из нас. Но мои чудовища были вполне реальными.
– Продолжай.
– В приемных семьях я насмотрелся и наелся всякого дерьма. Приходится терпеть, пока не встаешь перед выбором: ты либо с ними, либо против них. Они запросто могли превратить твою жизнь в ад. Никому извне не было дела до этого.