Высокие каблуки Бриджит процокали то короткое расстояние от машины к ее дому. Он услышал, как открылась входная дверь, а затем громко захлопнулась. Уесли перелез с заднего сидения просторного отцовского кадиллака на переднее и завел двигатель. Свернув на Версаль роуд, он направился прямо к ферме. Он ненавидел водить в ночное время. Слишком долго, слишком скучно, слишком просто, и его разум начинал думать о том, о чем не следовало. Небольшой замок, который какой-то псих построил для своей жены, около двадцати лет назад был единственным визуальным развлечением вдоль всей дороги. Уес посмотрел на строение справа. Да, все еще стоит. Он поехал дальше.
Всю дорогу домой Уесли корил себя за то, как плохо закончился вечер. Бриджит... она была замечательной. Умная, красивая и старше – как ему нравилось. Прожив год и три месяца вместе с женщиной, которой стукнуло тридцать, Уесли стал практически аллергиком на девушек его возраста – с их смсками по пьяни, с их надоедливыми постами в фейсбуке, их уггами и большими невинными хлопающими глазками. Нора не носила угги. Не сидела в фейсбуке. Не писала ничего по-пьяни. Она носила черные кожаные сапоги с ремешками и застежками-молниями. Она ругалась как моряк, пила как сапожник, дралась как мужик - буквально. Он видел ее боксирующей, и она уложила своего партнера по спаррингу - отставного боксера в полулегком по имени Брюс - в три тура. И Нора не флиртовала с кем попало.
- Флирт для людей, которые не знают, чего хотят, Уес, - как-то сказала Нора. - А я соблазняю.
Черт возьми... он только порвал с Бриджит и опять думал о Норе. Опять. Как всегда. Как думал каждый день после переезда обратно в Кентукки. Он никогда не говорил своим родителям о Норе - просто сказал, что заскучал по ферме. Мама купилась на это. Отец был более подозрительным. Естественно, он был похож на зомби все эти ужасные недели после того, как Нора выгнала его из своего дома. Он закончил семестр в прострации, поселившись на диване его друга Джоша и глядя на мобильный, ожидая, когда позвонит Нора и скажет, что это была ошибка, и она хочет, чтобы он вернулся.
Но телефон не звонил. И даже когда он сам звонил ей, Сатерлин так и не отвечала. И теперь, тринадцать месяцев спустя, он все еще не услышал от нее ни слова. Была ли она счастлива? В безопасности? Была ли она с Сореном сейчас? Или этот ублюдок снова причинял ей боль? Сердце Уесли сжималось от одной только мысли о них вместе. Казалось, его ненависть к Сорену заставляла сердце биться сильнее, чем долгая любовь к Норе. Но только чуть-чуть.
Уесли подъехал на дорожку и остановился, чтобы набрать код безопасности. Железные ворота открылись, и он проехал через них. Время было - 11: 53 вечера. Отец и мать должны были быть в постели к этому времени. Никто не набросится на него с вопросами.
Он выключил дальний свет, подъезжая к круговому объезду лужайки. Хотя он и вернулся домой, все равно жил в домике для гостей позади основного особняка. Вся почта отправлялась в главный дом. Он подал заявление в Тюлэйн – отличная программа подготовки для медиков – но не был уверен, что сможет пережить местную погоду. Ему хватало и летней жары в Кентукки.
Уесли остановился в фойе и повернул лампу на большое зеркало у входа. Он все еще не мог узнать себя в отражении. Уже несколько месяцев он откладывал необходимую стрижку. Когда он жил с Норой, она просто набрасывалась на его волосы, особенно если те сильно отрастали, иногда в буквальном смысле. Однажды лежа на диване с книгой в руках Уес почувствовал чужой вес на своей груди. Книга полетела в сторону, а Нора устроилась между его ног, прижимаясь бедрами к его коленям; обе ее руки были на его груди, а в зубах у нее были ножницы, как будто она играла в партизан-парикмахеров.
- Что ты делаешь?
Уесли спросил, когда Нора одной рукой прижала его к дивану, а в другой защелкали ножницы.
- Собираюсь отрезать твои волосы. У тебя самые красивые карие глаза на свете, а ты позволяешь этим чертовым волосам их прятать. Теперь не двигайся, а то я заодно еще выколю тебе глаз.
Ножницы приближались, и он постарался зарыться с головой в диванные подушки так, как только мог. Нора отступила только, когда он поклялся на могиле Анаис Нин - ее личной героине – что сходит к профессиональному парикмахеру на этой неделе. Теперь же его волосы почти достигали плеч. Его мать устраивала взбучки за длину волос, но ее жалобы едва ли волновали его так, как замашки парикмахера-убийцы Норы. Втайне он думал о длине своих волос как о силе, как будто был Самсоном. И не постриг их назло Норе. Она не могла это видеть, или даже подумать об этом. Но он знал, что если бы она его увидела, то возненавидела длину его волос. В какой-то мере это было злобной местью. Глупой. Ее он больше не заботил, она не любила его, не скучала. Зачем волноваться?
Уесли пролистал почту и не нашел ничего интересного. Ничего из Тюлэйн. Наверное, еще слишком рано. Они только выслали ему некоторые вещи пару недель тому назад. Он бросил письмо обратно на столик и заметил большой мягкий конверт, адресованный ему.