Ангел. Бесы. Рассказы

«Девочки от него без ума, – думал я в досаде. – А от меня шарахаются, как от чумного». Тьфу, мать твою. Плевок попал в придурковатую харю Гурама, с которым мне предстояло драться. Давно я точил на него зубы. Насрать, что он старше и сильней. Этот краснорожий мудак вздумал ухаживать за моей старшей сестрой, которая училась в самой элитной школе Цхинвала. Масло в огонь подлили слухи, будто Гурам мял мою сестру в лесу Чито. Для меня это было страшным оскорблением. Сдохнуть мне, если он не пожалеет, что родился на свет. У меня и кастет имелся, если что. А мать его шлюха, это все знают…

Краснорожий держался за бампер с краю и посмотрел в мою сторону. Я спрятал улыбку в горло своего шерстяного свитера. Кажется, он понял, кто в него плюнул, но стерпел. Сделал вид, что смахивает снежинки со своего перекошенного бешенством лица. Ничего. Завтра ты будешь вытирать со своей разбитой морды кровь.

Еще бы он не стерпел: ведь я был с Бесой, а его боялись даже старшеклассники, и не только они. Малый рост моего друга нередко обманывал любителей подебоширить. Но после драки с ним они неделями не выходили на улицу из-за выбитых зубов и синяков.

Меня Беса терпел, несмотря на мой жуткий характер. Может быть, потому, что я был такого же невысокого роста и казался ему беззащитным и ущербным? А я не раз пользовался его покровительством и затевал ссору с ребятами намного сильней и старше меня. Беса появлялся в самом разгаре драки и на вопрос наблюдателей, по какому праву он вмешивается в честный поединок, говорил: «Он мой двоюродный брат!» – хотя мы были с ним всего лишь однофамильцы, и начинал крушить всех подряд.

После нескольких таких стычек меня боялись не меньше самого Бесы, у которого были не совсем обычные ребра, они как будто срослись – такие люди, как известно, необыкновенно сильны. По крайней мере, так говорили взрослые, с восхищением взиравшие на фигуру Бесы летом на берегу Лиахвы. Тот не любил, когда на него глазели, и бросался в воду не раздумывая. Однажды он нырнул и пробыл на дне Лиахвы так долго, что загоравшие на каменистом берегу «серьезные» парни засуетились, гадая, в каком месте всплывет труп моего «двоюродного брата». При мысли о том, что Бесу, раздутого водой, с неузнаваемым лицом, понесут в гробу на Згудерское кладбище, у меня сдавило в груди. «Беса, братишка, не оставляй меня одного, – шептал я, вытирая слезы. – Ну где же ты?» Я заплакал громко, навзрыд.

– Кто он тебе? – спросил меня какой-то волосатый дядька.

– Брат мой… двоюродный…

Когда Беса наконец вынырнул и с улыбкой подплыл к берегу, я бросился на него с кулаками.

– Не делай так больше, слышишь?! – кричал я в исступлении. – Это совсем не смешно! Тенгиз утонул так же! Или ты забыл?!

Беса схватил меня за руки и крепко держал, пока я бился в истерике. Он ничего не понимал и растерянно оглядывался по сторонам.

– Мы все думали, что ты утонул, – сказал один из «серьезных» с татуировками на теле. – Малый волновался за тебя…

Машину уже заносило то вправо, то влево. Некоторые, срываясь, падали, но, поднявшись, догоняли нас и снова цеплялись. Мы медленно скользили вверх по Исака, и люди, попадавшиеся навстречу, были веселы и беспечны. Среди них были и пьяные; на них не обращали внимания. Все радовались снегу, выпавшему как раз под новогодние праздники.

– Может, отцепимся? – сказал Беса. – У меня ноги промокли.

– Ты как хочешь, – ответил я, – а мне еще рано домой.

– У отца сейчас запой, как с Москвы приехал, так и запил. Достанется мне от него, когда заявлюсь домой в таком виде.

Я злорадно усмехнулся про себя, представив, как пьяный Чермен будет пороть ремнем голозадого Бесу, имя которого заставляло задумываться даже взрослых.

– А у нас уже елка есть, – сказал я. – Дома сейчас хвоей пахнет. Обожаю Новый год и все, что с ним связано. И фильм будут показывать новогодний… как его… ну про баню и пьяниц. Мы этот фильм у вас смотрели в прошлом году. Тогда у нас еще не было своего телека. А, вспомнил: «Ирония чьей-то судьбы».

– Да отстань ты, не помню, – сказал Беса и тоже плюнул в Гурама.

Тот отцепился от греха подальше. Мой «двоюродный брат» проводил его недобрым взглядом и крикнул:

– Я еще доберусь до тебя, мать твою!

– Сомма дахишан кубо счатта канн! (Закажи себе гроб назавтра!) – крикнул я оплеванному. – Ай да хойы такка!.. (Я твою сестру!..)

Женщина, везшая на санках зеленую елку, остановилась и посмотрела в нашу сторону.

– У нас тоже есть елка, – вздохнул Беса. – Но она искусственная, из пластмассы. Отец говорит, что деревья тоже живые. Они просто говорить не могут.

Слова Бесы задели меня.

– Выходит, у нас дома труп дерева?! – сказал я ему гневно.

– Вот именно.