Ангел Бездны

В больнице Панкратова встретили неприветливо, никаких справок о Владимирове давать не хотели. Но Алексей не отступал, долго спорил с охранником у входа в отделение, где лежал Олег, ссылался на то, что он специально приехал из Петербурга для того, чтобы дать детальную и правдивую информацию о взрыве, и, наконец, дежурившая вместе с охранником нянечка сказала:

— Мы вас все равно не пустим. Если хотите, ждите начальство милицейское. Они должны вот-вот приехать. Допрашивать вашего раненого будут.

Охранник из ОМОНа явно был недоволен тем, что нянечка разгласила служебную тайну, попытался оттеснить от дверей Панкратова, но он уже и сам отошел, решив, что со следователем договорится быстрее.

Действительно, минут через пять в вестибюль поспешно вошли двое: старший следователь Сазонов и Слава Батогов.

Панкратов бросился им навстречу.

Сазонов лишь мельком взглянул на него и буркнул:

— И откуда эти борзописцы обо всем раньше нас узнают? Человек только в сознание успел прийти, а этот уже тут как тут.

— Мне непременно нужно с вами пройти, — сказал Панкратов. — И учтите, что информация обо всем происходящем должна идти из первых рук, а не отшлифованная.

— Молодой человек, а вы о тайне следствия слышали что-нибудь? — неприязненно ответил Сазонов. — Если не слышали, могу напомнить…

Батогов вступился за приятеля:

— Михаил Логинович, Панкратову действительно нужно послушать свидетеля. В поезде ведь его родной брат погиб. А то, что Алексей Павлович — корреспондент, дело вторичное. Он может и не написать ничего, если следствию нужно будет сохранить в секрете все, что скажет Владимиров. Пустите его, пожалуйста, под мою ответственность.

— А какая у вас ответственность? — возразил Сазонов. — Это у меня перед государством ответственность, а у вас перед длинным рублем.

— И тем не менее, — продолжал, улыбаясь, Батогов. — Моя ответственность, конечно, не сравнима с вашей, но я могу и жизнью поплатиться, если что не так сделаю. Пропустите его, я вас очень прошу!

— Ладно, пошли вместе. Но предупреждаю, вопросы буду задавать только я! Никакой самодеятельности!

Они поднялись в лифте на третий этаж. Здесь у стола дежурной сестры их ждали врач и еще один омоновец.

Доктор предупредил, что больной очень слаб и они должны будут покинуть палату по первому же его, врача, требованию.

— Но говорить он может? — спросил Сазонов.

— Может, но не долго. И волноваться ему пока нельзя ни в коем случае.

Владимиров лежал в палате один. Около его койки громоздилась всевозможная аппаратура, собранная для столь важного пациента из двух больниц и трех поликлиник города.

Пришедшие расселись в изголовье раненого. Владимиров смотрел на них беспокойно.

— Здравствуйте, Олег Евгеньевич, — начал Сазонов. — Я старший следователь Сазонов Михаил Логинович. Это мои помощники. Как вы себя чувствуете? Отвечать на вопросы можете?

Владимиров утвердительно кивнул. Панкратов приготовил диктофон. Сазонов недовольно покосился на него, но промолчал.

— Скажите, Олег Евгеньевич, до момента взрыва в вагоне ничего необычного не происходило?

— Нет, — тихо ответил раненый. — Все было спокойно… Отправились мы из Питера по расписанию, ехали нормально.

— Не было у вас споров, ссор по какому-нибудь поводу?

— Нет… А чего нам спорить?… Вот только когда парни стали в карты играть, они маленько спорили, но просто так, от скуки.

— А во что вы играли? В какую игру?

— Я не играл. Николаев с Семеновым играли. Сначала в очко, потом в три листика. Я еще посмеялся, что они везут миллионы, а спорят из-за копеек. Но это так… Несерьезно.

— До серьезного спора, значит, не дошло?

— Да нет, конечно. Еще… спорили о том, полезно кофе или нет. Я говорил, что вредно, потому что кофе вообще не люблю и не пью никогда. А Николаев говорил, что я могу уснуть, и предлагал мне из его термоса налить чашечку. Я отказался. Сережа Панкратов выпил чашку. Вот и все споры.

— Может, еще что-нибудь о деньгах говорили, о тех, что везете?

— В самом начале Паша Семенов сказал, что лучше было бы не устраивать такую церемонию, а тихо-мирно в обычном вагоне ехать и везти деньги в простом чемодане. Никто бы и не догадался, что зеленые везем, и двух человек вполне хватило бы.

— Что же вы ему ответили?

— Я ничего не ответил. В вагоне было темновато, я свет зажег. Потом, когда они кофе пили и ели свои бутерброды, я встал и к окошку подошел. Скучные там места. Все поля да холмы. Я смотрел, смотрел, хотел уже было повернуться и сесть, как тут грохнуло, полыхнуло — и больше ничего не помню.

— Скажите, Олег, а девушку не велосипеде вы не видели? — вдруг вмешался в допрос Слава Батогов.

Сазонов грозно нахмурился и повернулся к нему. Но Батогов примиряюще улыбнулся и сделал жест, рукой, как бы говоря: «Ладно вам привередничать…»

Владимиров между тем помолчал, будто силясь вспомнить, потом отрицательно покачал головой:

— Нет, девушки не видел. Грохнуло… и все…

— Понимаете, Олег, там как раз незадолго до взрыва молоденькая девушка в красной куртке на велосипеде ехала по тропинке, — продолжал настаивать Батогов. — Значит, вы ее не видели?