Ангел беЗпечальный

— Борис, ты устал, поспи, — Анисим Иванович присел рядом с ним на постели и погладил по голове. — Поспи — утро вечера мудренее, завтра мы все это спокойно обсудим.

Борис Глебович поймал его руку, сжал и согласно моргнул глазами.

— Ну, вот и ладненько, — Анисим Иванович поднялся и жестами попросил всех выйти из Сената.

 Сквозь полуприкрытые веки Борис Глебович видел, как осторожно, стараясь не скрипеть половицами, тянутся сенатовцы в сторону двери. Последним выходил Наум. Борис Глебович встретился с ним взглядом: Наум улыбался, быть может, впервые за последние два дня…

* * *

Ночь увлекла его в свои объятия, понесла… и вот он уже в лодке неторопливо плывет по пруду, их пруду — там, наяву, совсем крохотному, а здесь — безконечному, уходящему узким рукавом к горизонту. Знакомая ракита касается его лица, мягко шуршит и словно пытается удержать, но остается за спиной… Берега колышутся кустами, меняя свои очертания, и… превращаются в стены Сената. Он видит силуэты кроватей, их спящих обитателей, и еще он видит их сны… Вот все еще кружатся в вальсе Анисим Иванович и Аделаида Тихомировна — они так увлечены собой в этом общем для них сне, что совсем не замечают его, Бориса Глебовича, проплывающего в одном лишь от них шаге… Вот склонилась над плитой русской печи бабка Агафья. Дружно скворчат сковороды, из пышущего жаром пода печи доносится густой сладковатый аромат щей, а на столе отдуваются паром горячие пирожки… Она тоже его не видит, как и Капитон Модестович, распивающий чаек в кругу своих учеников… Его никто не видит, и только Наум смотрит прямо ему в глаза, улыбается и прощально машет рукой… Все это уходит, теряется позади, и он остается один… Нет, уже не один: рядом с ним сидит его Ангел, Безпечальный Ангел… Борис Глебович думает, что надо о чем-то спросить, но Ангел опережает его:

— Совсем скоро ты все узнаешь и, поверь, ни о чем не станешь жалеть. — Голос его — как мягкий нежный бархат.

— Мы не вернемся? — Борис Глебович замирает, перестает дышать.

— Это невозможно: теперь дорога только одна — к Нему…

— Так это и есть смерть? Что же дальше?

— Это начало. Впереди истинная жизнь. Но тебе придется выдержать испытание, а я сейчас ухожу…

— Какое испытание? — Борис Глебович чувствует страх — он рядом, по обе стороны пруда, на его берегах: там шевелятся, копошатся, движутся, тянутся к нему множество отвратительных теней, миллионы жутких, невыносимо жутких Гоминоидовых… — Не уходи, — просит Борис Глебович, но Ангел сейчас неумолим.

— Это не навсегда — вскоре мы увидимся опять. Но следующий отрезок пути ты должен пройти один.

— А как же они, эти чудовища на берегу?

— Сейчас они безсильны пред тобой — в тебе Тело Того, Кто сотворил мир, победил смерть и ад. Поэтому не бойся их… Всё, впереди тоннель. Я встречу тебя уже там. Прощай!

Ангел исчез. А жуткие твари остались: число их умножилось, они кричали, тянулись к нему, но тронуть не смели. Лодка набирала ход, ее несло все быстрей и быстрей. Впереди Борис Глебович увидел черный зев тоннеля.

— Господи, помилуй меня, прими душу мою в руце Твои! — воскликнул он и понесся сквозь темный безконечный коридор, но уже предчувствуя, что где-то там впереди его ждет Свет…

  Эпилог

Из недоступного селенья

Слетает светлый Ангел к нам

С прохладной чашей утоленья

Палимым жаждою сердцам.

Князь П. А. Вяземский

В начале апреля в небе над N-ским районом местные жители могли видеть низко летящий вертолет.

— Кого это еще нелегкая принесла? — вопрошал кое-кто из не избалованного подобными зрелищами населения.

И лишь в районной администрации и МЧС знали, что это новый губернатор из отставных генералов, Ефим Виленович Горбухин, облетает свои владения. Главу района по неизвестной причине в полет не пригасили, и он, одолеваемый недобрыми предчувствиями, заперся в своем кабинете и молча глушил водку…

Вертолет же плавно скользил над лесами и болотами, поникшими деревеньками и повалившимися фермами. Иногда он зависал над чем-то заинтересовавшим нового областного начальника и пугал черной растопыренной тенью затаившихся внизу селян.

— Что это там за дом с колоннами посередь леса? — строго вопросил Горбухин своего зама Адриана Артемьевича Веригина.

— Бывшая усадьба дворян Ваниных-Петрушкиных, в советское время там располагался краеведческий музей. Разорился, как водится. А теперь…

— Знаю, — грубо оборвал зама губернатор: — олигархики местные скупили для культурного времяпровождения.

— Да нет…

— Московские, что ли? — недовольно протянул Горбухин.

— Нет, Ефим Виленович, — теперь здесь расположено ЗАО «Отрадное». Пенсионерская вотчина.

— Это как? — непонимающе нахмурился Горбухин. — От Пенсионного фонда, что ли?

— Да нет же! — отчего-то заторопился Веригин. — Это та самая история, из-за которой ваш предшественник ушел в мукомолы. Так сказать, история, положившая начало ваших славных ратных дел на новом поприще.

— Ну, ты того, не выражайся, — сердито буркнул губернатор, — давай ближе к телу. То, что касается меня и мукомола, я и без тебя знаю. Про стариков здешних давай!