Ангел боли

— Все это служило своей цели, — легко произнес Дэвид. — В театре снов даже фантазии значимы, а некоторые смыслы можно передать только через фантазии. Но мы понимаем друг друга теперь гораздо лучше, чем раньше. Возможно, мы не можем встретиться как равные, но и в поддержании образа великой богини нет никакого смысла. Мы оба являемся производными эволюции этого мира, вместе мы умнее, чем в одиночку. Теперь ты нуждаешься во мне больше, чем раньше, так как мое восприятие и разум хорошо натренированы, а твои соперники имеют Джейсона Стерлинга и Харкендера. Я не прошу отпустить меня, но я требую выполнить мои условия.

Она наклонилась вперед с неуклюжего, неудобного трона, и её глаза вспыхнули:

— Кем бы я ни была, я владею жизнью и смертью всего, что тебе дорого. Всего!

— Ты можешь замучить и уничтожить меня, — согласился Дэвид, — также как я могу отрезать собственную правую руку. Ты выколешь свой глаз, если он восстанет против тебя? Как ты обрадовала бы этим Зиофелона или создателя Гекаты! Я нужен тебе — не любой выбранный наугад человек, а именно я. Без человеческих чувств и человеческого интеллекта ты никогда не поймешь, кто ты, и тебе подойдет только лучший человеческий интеллект. Раньше ты заблуждалась, но теперь знаешь лучше, и ты должна понимать, что гораздо большее осознание придет в один из дней, если ты только подождешь, пока не разовьется человеческая наука. Ты можешь стереть человеческую расу с лица земли, но это будет очень глупо, не так ли? Гораздо лучше защищать её, помогая её великим усилиям коллективной воли. Мы малы и слабы, но мы нужны.

— Я могу вытащить это знание из твоего разума, — сказала богиня. — Все это сон, и он легко забудется.

— Конечно. Если ты не решаешься вырвать свой глаз, ты можешь с тем же успехом закрыть его повязкой. Если только твои друзья согласятся ослепить также Стерлинга и Харкендера… если бы ты только могла поверить, что они это сделают! Мы оба знаем, в чем заключается правда, и с сегодняшнего дня у меня будут предложения, которые следует выполнять ради нашей совместной выгоды. Теперь, когда мы смогли увидеть самих себя и понять, кто мы есть, я думаю, мы лучше понимаем, что мы можем сделать друг для друга. Давай забудем угрозы и просьбы, и будем относиться друг к другу как разумные существа.

Ничего не изменилось. Баст продолжала сидеть на огромном троне, глядя на него с высоты, но Дэвиду показалось, что её глаза уже горят не так ярко.

— Чего ты хочешь от меня? — спросила она низким и сильным голосом. — Твои дети уже проснулись в своих постелях, и их воспоминания о жизни в волчьем облике начинают исчезать из их сознаний. Твоя жена бодрствует и вполне здорова. Она только лишь, как обычно, тревожится о судьбе своих любимых. Ты был болен, заснул в постели и скоро проснешься. Никто не приходил в твой дом, вообще никто. Тебя не кусал оборотень, хотя тебя потрепало лихорадкой и ослабил принятый опий. Это был сон, видишь ли. Все это был сон во сне!

Мир снов — это лабиринт, вспомнил Дэвид, и мы никогда не можем быть уверены, что выбрались в настоящий мир или достигли сердца лабиринта.

— Ты более порядочна, чем обычно, — сказал он. — Что насчет Таллентайра и де Лэнси? Они покидали Париж?

— Они в Лондоне, но Таллентайр ещё не встречался с тобой. Де Лэнси оправляется от ран, полученных при кораблекрушении, но ему также пришлось принимать опий, и он лишился части воспоминаний. Он помнит крайне мало о том, что случилось в Египте много лет назад, и почти ничего о недавних событиях. Сомневаюсь, что его память восстановится.

— И Таллентайр здоров, несмотря на, что с ним сделал Зиофелон в Эдеме Гекаты?

— Абсолютно здоров, — сказала она. — Кошмарные обстоятельства его смерти не будут его беспокоить, потому что ему будет что вспомнить, кроме своей смерти, — если он вообще что-то запомнил. Но ты так и не сказал мне, чего ты хочешь для себя лично. Ты хочешь волшебным образом исцелиться? Или дерзко требуешь бессмертия?

— Я убежден, что это можно оставить на твое усмотрение, — просто сказал Дэвид. — Сама решай, в какой момент меня можно будет отбросить в сторону ради более умного сменщика. Со временем у меня появятся новые требования, но есть только одна вещь, о которой я прошу ради Корделии. Я хочу, чтобы она была защищена от наблюдения Харкендера.

— Как ты сможешь это проверить? — возразила она. — Не думай, что сделанное тобой будет когда-нибудь повторено вновь.

— Ради себя самой, — терпеливо сказал он, — ты должна защищать нас всех, так же как Зиофелон и хозяин Стерлинга будут заботиться о своих протеже.

— Это последнее желание?

— Не совсем. Мне кажется, если ты можешь это сделать, было бы мудро освободить оборотней от проклятья, которое заставляет их быть людьми чаще, чем они того хотят. Дай им право выбора. Не как подарок от меня, но из чистого благородства.

— Какое мне дело до оборотней? — спросила она.