– Ну надо же, как он в тебя вцепился!
– Вцепился? Что значит “вцепился”? – удивляюсь я. Мне совсем не нравится формулировка подруги.
– Демон не бегает за девушками. Никогда. Громовы вообще пальцем о палец не ударят, чтобы заполучить очередную куколку в свою постель. Девчонки сами на них вешаются.
– Полагаю, мне выпала честь?
– Слушай, Демон красивый парень и, говорят, в постели просто пушка. Только я не уверена, что он тебе подходит.
– Я тоже так думаю. Мне неуютно рядом с ним. Постоянно чувствую себя раздетой. Или даже освежеванной, – добавляю, прикрыв глаза. Пульсация в ноге понемногу стихает, и меня начинает клонить в сон. Но надо еще как-то добраться до душа, который я не приняла после выступления.
– Гельчонок, ты, конечно, смотри сама, но, если хочешь знать мое мнение, будь с ним осторожна. Громовы ничего не делают просто так. Точнее, просто так они трахают девочек, которые сами садятся к ним в машину. Но ни один из них не является сторонником серьезных отношений и не привык уважать девушек. Даже трахнув бедолажку, они потом относятся к ней как к отработанному материалу. А ты с твоей тонкой душевной организацией и полным отсутствием хитина можешь пострадать.
– Согласна с тобой, – соглашаюсь, хоть мне, как и всякой девочке, хочется верить, что мне-то уж точно удастся переделать циничного бабника. Но надо рассуждать трезво. Таких парней ничто и никто не исправит, пока они сами не решат, что уже нагулялись. Если такое вообще когда-нибудь произойдет.
– В общем, будь осторожна, – говорит Агата, – и научись уже наконец отшивать парней как взрослая, а не как смущенная школьница.
Агата права. Даже Макса, который постоянно пытается обнять меня или прижать более интимно, чем того требует танцевальная поддержка, я не могу отшить твердым голосом. Все время что-то мямлю и пытаюсь поддерживать хорошие отношения. Наверное, мою нерешительность он воспринимает как своего рода поощрение. Не запретила? Значит, разрешила. Перед зеркалом, что ли, потренироваться?
– Расскажи про концерт, – прошу я.
– Слушай, ну твое падение зрители сочли за часть номера. Вы с Максом отлично отработали. Правда, Алина злилась, что ты уехала и не вышла на сцену поклониться.
– Как я могла выйти? – возмущаюсь, хмурясь. – Мне надо было в больницу.
– Ой, ну ты же ее знаешь. Вспыхнет, а потом будет тебе апельсинки носить до выздоровления. Кстати, что врачи говорят? Когда встанешь на пуанты?
– Не спрашивай, – вздыхаю я. – До полугода.
Подруга присвистывает, и это выходит у нее так чисто, что я даже смеюсь.
Агата описывает концерт, рассказывает в подробностях, кто где лажал, кто хорошо отработал, как зал аплодировал стоя. Мое сердце обливается кровью, когда я представляю себе, как вся труппа вышла, чтобы поклониться зрителям, и напитывалась их энергией. Я в такой ситуации обычно покрываюсь крупными мурашками и борюсь с собой, чтобы сдержать слезы. Буквально давлюсь комом в горле. Это всегда так трогательно, когда зрителям нравится выступление.
Мы заканчиваем болтать минут через сорок, когда я понимаю, что мне нужно все-таки сходить в душ, покушать и выпить лекарство. А потом уже можно улечься и весь вечер смотреть сериалы и дремать. Похоже, надо соглашаться на папино предложение купить в спальню телевизор. Теперь я буду проводить там большую часть времени.
Заказав доставку еды и всяких вредностей, чтобы похвалить себя за концерт и одновременно пожалеть, я ковыляю в душ. После, надев теплую пижаму, натягиваю на ноги махровые носки, оставив распухшую лодыжку без тепла, и выхожу из ванной как раз в тот момент, когда раздается звонок в дверь.
Подхожу и заглядываю в глазок.
– Кто там?
– Доставка.
Молча возмущаюсь, что наш подъезд как проходной двор. Или, может, я не услышала звонок домофона, а курьера кто-то впустил?
Открываю дверь и застываю. Вместо пакета с едой мужчина протягивает мне планшет для росписи и одновременно с этим спрашивает:
– Ангелина Холодкова?
– Да, это я. – Перевожу взгляд на его левую руку и хмурюсь. Он держит два костыля, связанных между собой подарочной лентой с бантом наверху.
– Распишитесь и забирайте, – сухо произносит мужчина, и я выполняю его просьбу. – Хорошего вечера. Выздоравливайте, – вручив мне костыли, он стремительно шагает к лифту и через секунду скрывается за металлическими дверцами.
А я остаюсь стоять на одной ноге, тупо пялясь на костыли. Кто мог это сделать? Перебираю в голове всех, кто знает о моем падении, до последнего надеясь, что это не тот, кто первым пришел в голову. Но записка, прикрепленная скотчем к костылям, развеивает мои сомнения.
Глава 9
Демон