Прохладный воздух немного остужает мои пылающие щеки и наконец позволяет вдохнуть полной грудью. Сердце понемногу успокаивается, правда, снова разгоняется, когда неподалеку я слышу крик совы. Ускоряюсь и прижимаюсь к руке Димы, оглядываясь по сторонам.
– В этом лесу почти нет диких животных. По крайней мере, вблизи особняка.
– Ключевое слово “почти”, – говорю я, оглядываясь.
Через несколько минут мы уже садимся в машину, и я тру плечи, которые покрылись колючими мурашками. Я снова взбудоражена этой обстановкой, и кровь грохочет даже в ушах.
Дима заводит машину и везет нас на высокий холм, с которого открывается отличный вид на город. Помогает мне выйти из машины, заворачивает в теплый плед, а потом внезапно поднимает на руки, и уже через секунду я сижу на теплом капоте машины.
– Посиди, я сейчас.
Пока Дима крутится у багажника, я смотрю на бесконечные огни и слегка кручу больной лодыжкой. В последнее время она меня почти не беспокоит, только если ее серьезно нагружать. А сегодня мы столько прошли, что нога начинает ныть.
– Давай руки помоем, – предлагает Дима, держа бутылку с водой.
– А салфеток нет?
– Не думаю, что они справятся. Вытяни руки, Ангел.
Я делаю, как он говорит. Дима помогает мне вымыть руки, потом вручает рулон бумажных полотенец и, как только я вытираю ладони, передает бутылку, чтобы я подержала, и он сам мог помыть руки. После гигиенических процедур Дима снова скрывается за машиной, а уже через минуту появляется снова.
– Вот, держи, – передает мне небольшую термокружку, и я нюхаю содержимое. Пахнет травами.
– Что там?
– Чай с бергамотом и какой-то фруктовой фигней. Мама сказала, тебе понравится.
– Мама? – сдерживаю смех. Так странно слышать такое от Демона. Как будто таких парней, как он, порождает тьма, а не живая нормальная женщина.
– Ну да, – спокойно отвечает Дима и вкладывает мне во вторую руку бутерброд, завернутый в парафинированную бумагу.
– Это тоже мама сделала? – спрашиваю, наблюдая, как Дима разворачивает упаковку так, чтобы я могла откусывать.
– Не перегибай, это я купил. Еще у нас есть фрукты, – он копается в корзинке для пикника, которую ставит на капот, заставляя меня удивляться еще сильнее. – Так, что тут еще? О, ништячки. Любишь? – он поднимает руку, в которой зажаты две шоколадки.
– Я такое не ем.
– А какое ты ешь? – спрашивает Дима, взяв для себя термокружку и бутерброд. Он усаживается на капот рядом со мной.
– Не погнем? – интересуюсь я.
– Ты ничего не весишь, Ангел. Чтобы погнуть этот капот, нужно штук двадцать таких, как ты.
– Штук? – снова улыбаюсь. Удивительно, но мне не обидно.
Несколько минут мы с аппетитом поглощаем свой ужин, глядя на город.
– А почему ты не ешь шоколад?
– Я ем, но определенной марки и только черный.
– Фигасе. Избалованная?
– Я за фигурой слежу, – обидчиво поджимаю губы. – Если бы не сегодняшнее… встреча, – проглатываю слово “свидание”, заменяя его более безопасным, – я бы и бутерброд в такое время не ела.
– Ты же худышка. Зачем тебе следить за фигурой?
– Я потому и худышка, что слежу. В противном случае кто знает, какой бы я была.
Дима отставляет кружку и берет меня за запястье, полностью обхватывая его пальцами.
– Смотри, какая ты тонкая. Даже через манжету куртки могу обхватить полностью, еще и карандаш влезет под пальцы.
Я лишь пожимаю плечами, потому что такой образ питания стал для меня уже привычным, и я даже не замечаю, что какие-то продукты просто ушли из моего рациона. Я в них не нуждаюсь, так что не испытываю мук.
– Как ты начала танцевать?
– О, гм, – прочищаю горло, потому что говорить ему правду я не намерена. Вряд ли хоть какой-нибудь парень хотел бы слышать мое нытье о жестокой матери и моих побегах в школу танцев, когда у нее были припадки ярости. – Мне просто нравился балет, и я пошла танцевать. Ничего особенного.
– Почему не танцуешь классический?
– Рядом с домом была современная школа хореографии, а хореограф из бывших балерин, которая после травмы уже не могла выступать. Одним из основных направлений она сделала контемпорари балет. Я даже не задумывалась, какими танцами заниматься.
– И ты вот так со старта начала танцевать такой сложный стиль?
– Нет, конечно, – грустно усмехаюсь я. – В детстве мама водила меня на балет, а потом… – прочищаю горло, подбирая слово, – перестала.
– А отец? – спрашивает Дима.
– А папа у меня хороший, – отвечаю я, не желая углубляться в тему семьи, которой у меня, по сути, никогда не было. – Ты разбираешься в звездах? – киваю на небо, и Демон поднимает голову. – Что это за звезда?
– Которая?
– Вот та, яркая.
Оказывается, Дима разбирается, причем неплохо. Он показывает мне несколько созвездий, зарабатывая в свою копилку еще несколько дополнительных баллов. Потом рассказывает какие-то мифы о появлении звезд так, что я даже заслушиваюсь.