— Я не собираюсь делать этого, не беспокойся.
— А что тогда?
Мы проезжаем мимо служебных помещений, лодочного причала и останавливаемся в десяти шагах от деревянного мостка, с которого обычно кто-нибудь рыбачит. Но сейчас там никого. Правда, справа от него, под ветвями раскидистой ивы расположилась семейная пара. Они не обращают на нас никакого внимания, лишь изредка поглядывают на детей, играющих на газоне в бадминтон.
— На заднем сидении пицца и фреш. Как насчет незатейливого перекуса на природе? Но, конечно же, после фотосета, — я киваю на «парня», которого она все еще держит в руках.
— После твоей выходки в кафе незатейливый перекус на природе звучит слишком подозрительно.
— Да ладно! — смеюсь я. — Я серьезен, как никогда. Мы приехали сюда исключительно ради фотосъемки. — А потом игриво веду бровью: — Но если тебя вдруг потянет на приключения…
Я оборачиваюсь назад, подхватываю пакет и выуживаю из него гламурно-розовые пистолеты:
— Пиу-пиу! — нажимаю на спусковой крючок.
Лина инстинктивно пригибается, собираясь вскрикнуть, но когда из «дула» вылетает стайка крошечных пузырей, срывается на хохот:
— Ты сумасшедший! — выдыхает она и ловит ладонью заблудившийся пузырик. — Ладно, пошли! — толкает меня в плечо, и первая выходит из машины. — Но если твое дельце провалится…
— Скажи, я провалил хотя бы одно дельце?
Лина не отвечает. Я не вижу ее лица, но почему-то уверен, что она, спрятавшись, улыбается. Я подхватываю заранее приготовленные пакеты и следую за ней к самой кромке воды.
— А что за напряженные отношения между тобой и лодками? — решаю полюбопытствовать. — Надеюсь, это не секрет?
— Не секрет. Я и лодка — несопоставимые понятия. Дело в том, что мы друг друга ненавидим.
— Оу! Звучит впечатляюще. А как ты поняла, что твои чувства взаимны?
Лина забавно морщит нос:
— Когда я начинаю топить ее, она стремится утопить меня в ответ. И у нее это получается гораздо лучше. И быстрее!
— Вот как! — я достаю плед из чехла и нарочно трясу им, делая вид, что не могу справиться сам. — Когда-нибудь я познакомлю тебя с хорошей лодкой.
Лина щурится, глядя на то, как воздушный шар медленно стремится к солнцу, соизволившему выглянуть из-за облаков, а потом поворачивается и берется за свободный конец пледа:
— Прости, но у меня нет никакого желания знакомиться с твоими лодками. К тому же, с одной из них я уже знакома.
Мне хватает мгновения, чтобы сообразить, о чем она. А точнее, о ком. И я прикусываю губу, чтобы не рассмеяться. А потом хочу ответить ей что-нибудь не менее остроумное, но меня отвлекает телефонный звонок.
Это Шуша. Что ей нужно? Она же знает, что я не в городе…
Я решаю не отвечать на входящий, и пока готовлю «поляну» для пикника, отложив в сторону айфон, замечаю, что Лина вдруг стала какой-то тихой и задумчивой.
— Все нормально? — спрашиваю ее.
Мне не хочется, чтобы она замыкалась или, того хуже, чувствовала себя не в своей тарелке.
— Да, все хорошо, — не сразу отзывается она. — Я просто никогда не была здесь. Мне казалось, что на закрытую территорию можно попасть только в том случае, если ты берешь напрокат лодку.
— Мы не обязаны брать напрокат лодку, но можем заплатить за нее, чтобы посидеть тут в относительной тишине. На Набережной много шума и суеты, а ты, как я заметил, не особенно-то любишь людей.
— Я не люблю людей? — хмыкает Лина и садится на краешек пледа. — Откуда такие выводы? — А потом, столкнувшись со мной взглядом, приходит в замешательство. — Хотя, пожалуй, ты прав. Я порядком от них устала. И да, определенный контингент меня особенно раздражает.
— Осмелюсь предположить, что ты говоришь о тех, кто ездит на Черных Убийцах с выданными в преисподней правами?
Лина смущенно улыбается:
— Да. То есть, нет. Твой "Рейндж-Ровер" тут ни при чем.
— Отлично! Значит, машина отпадает, — смеюсь я и усаживаюсь рядом. Но не так близко, чтобы Лина не ощущала дискомфорт. — Тогда что? Что тебя раздражает во мне еще? Помимо очков, эгоцентризма, рубашек, предпочтений и моего близкого окружения, идеальности, неотразимости и всего того, что ты себе надумала.
— Я себе надумала? — слегка подавшись вперед, переспрашивает она. Но не злится, не пышет ненавистью, не стремится меня пихнуть или ударить. Сейчас она тиха и покладиста, а ее виноватая улыбка бесконечно прекрасна. И я про себя отмечаю, что Лина милая при любом настроении.
Но у меня снова звонит айфон. Я вынужден отвлечься, чтобы на этот раз бесцеремонно сбросить Шушин звонок — мне не нравится, что Ольга так навязчива.
После чего я беру бутылку с соком и бокалы, которые нужно сначала распаковать, а, разделавшись с упаковкой, подаю один Лине. Но Лина будто не замечает протянутого ей бокала.
С минуту я наблюдаю за тем, как она водит пальцем по блестящей поверхности «пиджака» кактуса. Ее движения несколько заторможены и едва осмысленны. Она делает это машинально, размышляя о чем-то своем, и ее губы слегка подрагивают.
Кажется, внутри Лины сейчас что-то происходит.
— Ты считаешь, что это плохо — испытывать подобные чувства к людям?
Ее вопрос меня несколько озадачивает, и я решаю обернуть его в шутку: