Ангел для Кречета. Запретная (СИ)

Надо выпить. Смотрю на закупоренную бутылку пятнадцатилетней выдержки и бреду на кухню. Кофемашина выдает горький черный напиток, а пузатый друг так и отправляется закупоренным в шкаф. С большой чашкой в руках возвращаюсь к камину. Стеклянный столик перемещается ближе к огню, чтобы было удобно поставить спасительный напиток. Интуиция подсказывает: ясный ум еще пригодится.

Смотрю на валяющийся рядом пиджак и решаюсь достать оттуда письмо, которое завещали отдать именно сегодня. Ну что же, посмотрим. Усевшись поудобнее, распечатываю плотный конверт и выуживаю несколько свернутых листов бумаги, пакетик с волосом. Странный набор. Последнее кладу на стол вместе с конвертом, сам же разворачиваю бумагу, где размашистым почерком писал Князь.

«Здравствуй, Нил.

Никогда не умел правильно начинать. Тебе, как никому другому, известен сей факт.»

Улыбаюсь от таких знакомых слов.

«Раз ты читаешь это письмо, меня уже нет в живых и я не успел сделать все, что наметил на остаток жизни. Мне ужасно жаль, что мы не успели с тобой попрощаться по-человечески. Очень хочу, чтобы ты знал несколько важных вещей, и о каждой из них по порядку.

Во-первых, кто бы и что ни говорил, в чем бы ни пытался убедить, ты стал мне сыном. Пускай не по крови, но стал. Если у меня есть родной сын, то очень хочу, чтобы он оказался таким же, как ты, или стал таким. Доброта, честность, преданность, отзывчивость, способность жертвовать собой ради близких. Каждой чертой твоего характера я горжусь. Твои родители были потрясающими людьми и заложили в тебе самые главные качества.»

— А ты не дал мне их растратить попусту, Юрий Борисович. Это и твоя заслуга. То, кем я стал.

Говорю в пустоту, но надеюсь, что он услышит эти слова. Момент с кровным ребенком опускаю. Не люблю поспешных выводов.

«Завтра начнутся тяжелые времена, огласят завещание. Прошу, не отказывайся так сразу. Только ты сможешь выполнить все, что я написал. Не прошу положить на это остаток жизни, нет. Наоборот, желаю тебе лучшей доли и мирной жизни.

Нет, не могу. Завтра все узнаешь и поймешь. Если я продолжу, наговорю лишнего.»

Так, похоже, Князев сильно волновался, когда писал письмо.

«Во-вторых, особняк, в котором мы жили с тобой, я завещал другому человеку. Надеюсь, ты сможешь меня простить. Но тот, что по соседству, — твой. Его достроили как раз в тот год, когда мы встретились. Отделка там скромная и обстановки почти нет; хочется верить, что это не станет проблемой. Когда ты дойдешь до нужного пункта, искренне верю, что войдешь в положение.

В-третьих, банки переходят в почти полное твое владение. Контрольный пакет акций остается твоим, и десять процентов уходят второму владельцу. Автосалоны и автомастерские были у нас в равных долях. С завтрашнего дня моя доля будет поделена между тремя людьми: тобой, Георгием Зорвотом и еще одним неизвестным. Последнему достанется тридцать процентов, вам — по десять.

Все остальное узнаешь завтра. То, что узнал из письма, — разминка и стартовая пища для размышлений. А пока приступим к последнему, четвертому пункту.